Художник жил,
лохмат,
Ему лопаты были
Божественней лампад!
Его сирень томилась…
Как звездопад,
в поту,
Его спина дымилась
Буханкой на поду!..
Зияет дом его.
Пустые этажи.
В столовой никого.
В России — ни души.
Художники уходят
Без шапок,
будто в храм,
В гудящие угодья
К березам и дубам.
Побеги их — победы.
Уход их — как восход
К полянам и планетам
От ложных позолот.
Леса роняют кроны.
Но мощно под землей
Ворочаются корни
Корявой пятерней.
1960
Загорская лавра
Сопя носами сизыми
И подоткнувши рясы –
Кто смотрит телевизоры,
Кто просто точит лясы.
Я рядом с бледным служкою
Сижу и тоже слушаю
Про денежки, про ладанки
И про родню на Ладоге…
Я говорю: — Эх, парень,
Тебе б дрова рубить,
На мотоцикле шпарить,
Девчат любить!
Тебе б не четки
И не клобук, –
Тебе б чечеткой
Дробить каблук!
Эх, вприсядку,
Чтоб пятки — в небеса!
Уж больно девки пдки
На синие глаза.
Он говорит: — Вестимо… –
И прячет, словно вор,
Свой нестерпимо синий,
Свой нестеровский взор.
И быстрою походкой
Уходит за решетку.
Мол, дружба — дружбой,
А служба — службой…
1958
Баллада работы
Е. Евтушенко
Петр
Первый –
Пот
первый…
Не царский (от шубы,
от баньки с музыкой),
а радостный
грубый,
мужицкий!
От плотской забавы
гудела спина,
от плотницкой бабы,
пилы, колуна.
Аж в дуги сгибались
дубы топорищ!
Аж тцепки вонзались
в Стамбул и Париж!
А он только крякал,
упруг и упрям,
расставивши краги,
как башенный кран.
А где-то в Гааге
мужик и буян,
гуляка отпеты я,
и нос точно клубень –
Петер?!
Рубенс?
А может, не Петер?
А может,
не Рубенс?
Он жил среди петель,
рубинов и рубищ,
где в страшной пучине восстаний и путчей
песлись капуцины,
как бочки
с капустой!
Он жил, неопрятный, в расстегнутых брюках,
и брюхо
моталось
мохнатою
брюквой.
Небритый, уже сумасшедший отчасти,
он уши топорщил,
как ручки от чашки.
Дымясь волосами, как будто над чаном,
он думал.
И все это было началом,
началом, рождающим Савских и Саский…
Бьет пот –
олимпийский,
торжественный,
царский!
Бьет пот
(чтобы стать жемчугами Вирсавии).
Бьет пот
(чтоб сверкать сквозь фонтаны Версаля).
Бьет пот,
превращающий на века
художника — в бога, царя — в мужика!
Вас эта высокая влага кропила,
чело целовала и жгла, как крапива.
Вы были как боги — рабы ремесла!..
В прилипшей ковбойке
стою у стола.
1959
Свадьба
Выходит замуж молодость
Не за кого — за что.
Себя ломает молодость
За модные манто.
За золотые горы
И в серебре виски.
Эх, да по фарфору
Ходят сапоги!
Где пьют, там и бьют –
Чашки, кружки об пол бьют.
Горшки — в черепки,
Молодым под каблуки.
Брызжут чашки на куски:
Чье-то счастье –
В черепки!
И ты в прозрачной юочке,
