Гильдерик спал голый на широкой кровати, раскинув во все стороны руки и ноги, и громко храпел, а под боком у него, свернувшись калачиком, спала довольно некрасивая черноволосая ведьмочка, которую Гильдерик, по всей вероятности, подцепил ночью, пробираясь через Юденорт10. Мне пришлось несколько раз ударить его по волосатой груди плоскостью меча, прежде чем он приподнялся, выпучивая глаза и вращая ими, как колесами. Наконец, когда в лице его появился намек на некую осмысленность, я громко произнес:
- Гильдерик фон Шварцмоор! Объявляю вам, что вы не только клеветник и мерзавец, вы еще к тому же и подлый трус.
Моя короткая, но громкая речь разбудила ведьмочку, она вскочила и испуганной голой кошкой уставилась на нас, словно готовая вцепиться нам в глаза когтями. Гильдерик с минуту размышлял, затем его будто пронзило.
- Что-о-о?! - заорал он, вскакивая на ноги и шаря рукой в поисках меча, но хватаясь не за ту рукоять, которую надо, ибо, как уже было сказано, на нем ничего не было - ни одежды, ни пояса, ни висящего на поясе меча.- Как вы посмели ворваться сюда, когда здесь женщина?.. - Он окинул взором свою ночную гостью и хмыкнул: - Впрочем, это не женщина. Но не важно! Я оскорблен! Где мой меч? Немедленно драться!
- Смею вам напомнить, что поединок между нами должен был состояться при первых лучах зари на песчаной пустоши, куда вы не соизволили явиться,произнес я, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, настолько смешно выглядели Гильдерик и его случайная подружка.
- Ах вот что! - воскликнул Гильдерик.- Ложь! Мы должны были драться как только солнце хорошенько встанет над землей. Впрочем, я готов проткнуть вас. Зигги! Собирайся, мы идем драться на пустыре с этими щенками.
На всякий случай - вдруг да он снова свалится и уснет - мы решили подождать его на улице около дверей дома. Он появился в сопровождении двух слуг, оруженосца и черноволосой страшилки, с которой у него еще произошел недолгий диспут. Гильдерик уверял, что он ничего ей не должен, поскольку был пьян и ничего не получилось. Мало того, это она ему должна за ночлег. В конце концов, бедную ведьмочку отогнали прочь пинками, и мы отправились на пустырь.
Со стороны трудно было подумать, что наша прогулка носит недружественный характер. Мы с Гильдериком шли рядом, и я слышал, как он то и дело вздыхает и постанывает от похмелья. Меня и самого мутило, но я старался изо всех сил держаться и мысленно повторял Христову молитву, чувствуя, что она помогает мне. Сзади шли наши оруженосцы, и я с возмущением прислушивался к их беседе. Они говорили о ценах, о каких-то бабах, к которым намеревались вместе наведаться, еще о чем-то, совершенно не относящемся к поединку, в котором по всем правилам они должны были драться между собой наравне со своими господами. Особенно меня потрясло, когда Аттила шепотом сказал:
