— Джуме придется подождать следующего раза, миледи.
— Что значит «придется подождать»?
Он не мог понять, злится она или испугана. Возможно, и то, и другое.
— Сегодня я буду занят в городе с моими людьми, — объяснил он. — У меня не будет времени отвести вас в мечеть.
— Но, милорд! — Она шагнула к нему, нахмурившись. — Я не просила вас об эскорте… И мне он не нужен.
Его тяжелый взгляд не дрогнул.
— Таково мое требование, Захира.
— Христиан не допускают в мусульманскую святыню, — сообщила она ему, и выверенный смиренный тон ее голоса скользнул на грань вызова. Ее полотенце и ведерко стояли забытые на ближайшем возвышении, а сама она шагала к нему, как разъяренная тигрица, совершенно ясно давая понять, что не позволит загнать себя в угол.
— Даже если вы решите явиться, милорд, вам запретят входить в саму мечеть. Я уверена, вы не хотите запрещать мне соблюдение ритуалов моей веры.
— Вас поручили мне, и вы под моей защитой. Так что, пока вы здесь, будете делать, что я скажу. Таков наш уговор.
Она резко выдохнула, сверкнув глазами, сияющими от злости.
— Ни у одного франка нет права командовать мной.
— У меня есть, — ответил он. — И я прошу вас помнить об этом, если не желаете, конечно, найти другое убежище. Вы можете соблюдать Шаббат любым удобным вам способом, миледи. Но лишь в границах этого дворца.
Она фыркнула.
— Вы говорили, что здесь я не буду пленницей. И что не будете ничего от меня требовать.
— Я и не требую, — спокойно ответил он, что было непросто, когда она стояла на расстоянии вытянутой руки, ее глаза сияли от злости, а упругие груди натягивали ткань туники при каждом ее раздраженном вдохе.
— Вы, франки, — обвиняющим тоном сказала она, — вы признаете лишь собственные желания. И каждое ваше слово — ложь.
Этим она наконец исчерпала его терпение. Теперь он двинулся к ней, преодолел последние отделявшие их дюймы. Нависая над ней, он накрыл ее своей тенью.
— Не будь я человеком слова, как думаешь, позволил бы я тебе выгнать меня из твоей комнаты вчера ночью?
Она едва слышно ахнула и застыла совершенно неподвижно. Он видел, что теперь она в нем не уверена, не знает, чего от него ждать, и наверняка ошарашена тем, что оказалась почти прижата к его обнаженному телу. Он видел ее смятение, внезапное осознание их положения и склонился к ней, придвигаясь еще ближе, так, чтобы разглядеть быстрый пульс на ее шее над воротником туники. Ему хотелось прикоснуться к ней. Помилуй Господи, ему хотелось куда большего, чем просто прикосновение.
