Долгое время они ехали молча, и в конце концов тишину нарушил его голос:
— Вы влюблены в Фицджеральда?
— Какая разница? — ответила она вопросом на вопрос.
— Так влюблены?
Его голос был мягок, но настойчив и непреклонен: он ждал правды.
— Нет, не думаю, — наконец произнесла она.
— Неужели мне посчастливилось встретить столь редкое явление, как честная женщина?
После этого саркастичного выпада Кэтрин отвернулась, решив, что его расслабленность была не более чем уловкой, когда он взял ее руку в свою.
— Постойте, ma belle. Опять эти заносчивые манеры, но мужчине они быстро надоедают. Лучше улыбнитесь. Я уже молчу о поцелуе…
Он все сильнее сжимал ее руку. Она попыталась высвободиться, но получила лишь синяк на запястье. Постепенно он придвигал ее все ближе к себе. Правая рука Наварро обвила ее затылок, а потом его губы, теплые и нежные, приблизились к ее устам.
На долю секунды она замерла, с неосознанным любопытством наслаждаясь новыми ощущениями. Затем, растерявшись от нанесенного оскорбления, отстранилась и, почувствовав, что его хватка ослабла, двумя руками ударила его в грудь. Но он лишь переменил руку. Едва Кэтрин замахнулась, готовясь дать ему пощечину, как он схватил ее за оба запястья, потянул и усадил к себе колени.
— Маркус или я, какая разница? — спросил он. — Ты родилась квартеронкой, воспитанной так и наученной тому, чтобы доставлять удовольствие мужчине. Кто этот мужчина, не имеет значения, если только он тебе не безразличен.
— Я не квартеронка, — ответила Кэтрин, едва дыша из-за сильных рук и упругих мышц его бедер под ней. На его губах вновь вспыхнула улыбка, и ей показалось, что его взгляд остановился на белизне ее плеч, там, откуда сползла вниз на сиденье ее шаль.
— Ну что ж, отлично — тогда окторонка[26]. Ты справедливо заслуживаешь это звание.
— Вы не понимаете, — тяжело дыша, покачала головой девушка.
— Ты настаиваешь, чтобы я обратился к твоей матери? Ввиду сложившихся обстоятельств это кажется мне излишним. В любом случае можешь быть уверена, что она не станет возражать против твоего решения принять мое покровительство — не станет, если она согласилась на Фицджеральда. И хватит дрожать. Я не людоед.
— Нет, — прошептала она. — Всего лишь Леопард.
Неожиданно он опустил ее руки вниз и снял со своих колен.
— Где ты услышала этот вздор? Впрочем, не имеет значения. В таком случае, полагаю, ты слышала и все остальное. Как меня прославляют или проклинают, в зависимости от того, кто говорит, — якобы выследившего трех человек и убившего их в гневе? Как же люди обожают легенды!
