Изредка их приглашал к себе один престарелый поклонник музыки. Туда Музыканту ходить нравилось по многим причинам. Во-первых, меценат действительно ценил хорошую музыку и знал в ней толк. Во-вторых, у него всегда вкусно кормили, и он не позволял Музыканту играть, не подкрепившись чем-нибудь основательно. Ну, а самое главное, это – в-третьих…»
– В-третьих, у меня бумага кончилась, а за ней в магазин идти надо…
– Никуда тебе не надо идти, – раздражённо перебила меня моя Муза. – В нижнем ящике стола целая пачка лежит… И не отвертишься, пока всё не допишешь, – ехидно пообещала она.
– Чего ругаться-то, обречённо пробурчал я и полез в стол. Там, к моему удивлению, действительно нашлась непочатая пачка машинописной бумаги. «Лет пять уже, наверное, лежит. И не вспомнил бы…» – подумал я, а вслух заметил: – И всё-то ты знаешь… Слушай, а ты, часом, не подскажешь – куда я мог позавчера деньги сунуть… Молчу, молчу, господь с тобой, – стушевался я, видя нехорошее выражение на её лице.
– Писать готов? Тогда пиши.
«…а самое главное, это – в-третьих: у любителя музыки была дочка, да прехорошенькая! Музыкант тайком вздыхал о ней, а музыку играл в основном для неё. Но, памятуя о разнице в сословиях, ни о чём таком даже и обмолвиться не смел.»
– Опять любовная история. Ты же знаешь, что я их терпеть не могу. Да и для кого всё это писать?
– Ты помнишь, что сказал святой отшельник Шао Мэй как раз по этому поводу?
– Нет, не помню…
Муза возвела свои прекрасные глазки к потолку, и начала декламировать заученным тоном, чуть нараспев:
«Шао Мэй сказал…» А-а-а-а-а-а-а!!! – вдруг завизжала она фальцетом резаного поросёнка. «Там паук!!! Убери его сейчас же!!!»
«Не припомню у Шао такого высказывания…» – подумалось было мне. Потом до меня дошло – поглядев на потолок, я действительно обнаружил какого-то паучишку.
«Господи», – подумал я. «Ну почему – у всех музы, как музы. А у меня… Да ещё и арахнофобией страдает…»
Делать нечего, пришлось установить стул, на него табурет и, свернув бумажный фунтик, лезть с ним в руках на это шаткое сооружение. Загнал внутрь кулёчка паука, вышел на лестничную площадку и вытряхнул бумажку. «Прости, уважаемый, но женщины – они, наверное, почти все такие», – шёпотом извинился я. Паучок постоял на одном месте, затем мрачно и решительно поплёлся по стене в угол на потолке. Видимо, плести сети на женщин. Я мысленно пожелал ему успехов и пошёл к себе.
Муза в комнате отсутствовала. Облегчённо вздохнув, я пошёл на кухню приготовить себе чего-нибудь поесть. Там меня ожидало целых два сюрприза – один приятный, а другой – не сказать, чтобы очень: на столе был накрыт обед на две персоны. А за столом сидела, разумеется, Муза.
