- Аль Мамун!
- Молодой господин, где вы!
- Отзовитесь!
Аль Мамун!
Отряды стражи с обеда рыскали по городу, без спросу заходили в дома, взламывая запоры на дверях и сундуках.
Невольники - от последнего носильщика в конюшне до первого евнуха Сандаля, ходили по городу, расспрашивая жителей, не видел ли кто чего.
Еще с утра была объявлена награда всякому, кто укажет путь, или местонахождение сына султана. К зухру награда выросла втрое.
В гареме стоял непрестанный, вечный, как знамя пророка, женский вой. Каждый помогал, как мог.
И от фаджра к зухру, от зухра к асру наливалось зеленью знамени лицо несчастного отца Шамс ад-Дина Мухаммада.
- Это выкуп, Абу-ль-Хасан, я знаю, это выкуп. Одноглазый Рахман, промышляющий на восточных караванных тропах, его рук дело. Давно надо было заняться этой шайкой!
- Мой повелитель, - осторожно вставил Абу-ль-Хасан, - Рахман не так глуп, чтобы связываться с тобой. Случись подобное, он, равно как и его люди, недолго будут радоваться приумноженным богатствам.
- Тогда Дау аль Макан - султан Тросдада, что к северу от пустыни. О-о-о, расположение Ахдада на пересечении караванных троп многих, многих лишает сна.
- Господин мой, сотвори Дау аль Макан подобную глупость, не миновать войны. Ахдад много сильнее Тросдада, да и султаны Олеши и Пологт станут на нашу сторону.
- Тогда, кто, о верный мой Абу-ль-Хасан, кто?
- Не знаю, господин, не знаю...
Голова Башаара подмигивала с копья. Хорошо Башаару, ему, ей уже все равно. Черноокие гурии ласкают Башаара. Хотя, зачем гурии евнуху. Или в раю утраченное отрастает вновь...
- Аль Мамун!
- Молодой господин, где вы!
- Отзовитесь!
- Аль Мамун!
Возле ворот еще много места, и много поместится копий. Если он, они в скором времени не отыщут пропавшего принца, голове Башаара недолго скучать в одиночестве.
23.
Ахдадская ночь, или путешественница
Знаете ли вы Ахдадскую ночь? О, вы не знаете Ахдадской ночи! Всмотритесь в нее. С середины неба горит месяц. Необъятный небесный свод раздался, раздвинулся еще необъятнее. Горит и дышит он. Пустыня вся в серебряном свете; и чудный воздух и прохладно-душен и полон неги, и движет океан запахов. Божественная ночь! Очаровательная ночь! Недвижно, вдохновенно стали барханы, полные мрака, и кинули огромную тень от себя. Тихи и спокойны дворы; холод и мрак их угрюмо заключен в серые каменные стены. Девственные чащи фиников и смоковниц пугливо протянули свои корни в ключевой холод и изредка лепечут листьями, будто сердясь и негодуя, когда прекрасный ветреник - ночной ветер, подкравшись мгновенно, целует их. Весь ландшафт спит. А вверху все дышит, все дивно, все торжественно. А на душе и необъятно, и чудно, и толпы серебряных видений стройно возникают в ее глубине.
