Ночь пяти стихий | страница 7
– Помогите-е-е!
Потом набрал в легкие побольше воздуха и вновь завопил:
– А-а-а!
Тут в кустах что-то затрещало, и Лука, покрывшись в момент холодным потом, подумал: «Ведмедь!» – Я те покажу – орать, – послышался грубый голос. – Замолчь, гадюка подколодная, не то враз кишки выпущу. Приказано, чтоб тихо стоял и не вякал. Цыц, поганка!
В голосе ощущалась такая нешуточная угроза, что Лука подумал – этот свирепый тип, которого он не знал, пожалуй, не лучше, чем ведмедь или волки… Нет, волки все ж таки похуже. Даже с самым дурным человеком можно попытаться договориться.
– Э, браток…
– Цыц, сказано, не то ремней из шкуры нарежу!
– Господь, обереги, – прошептал под нос Лука. Чернобородый появился утром и отослал охранника, которого купец так и не рассмотрел. Рубаха на чернобородом теперь была серая, не такая богатая, да и сапоги потяжелее, подешевле. В руке – топор. Сейчас он походил на зажиточного крестьянина.
– Здоровья тебе. Лука сын Мефодия!
– Что ж ты творишь-то? Пошто меня чуть на съедение волкам не отдал?
– Не отдал бы. Ты мне живым нужен. Ответил бы вчера по-хорошему, о чем я тебя спрашивал, – не стоял бы теперь здесь. Когда я тебя спросил о деле, что ты мне ответил? Что о твоих успехах торговых ни с кем говорить не намерен. Таково твое правило, и даже для хорошего человека менять ты его не намерен. Говорил?
– Ну говорил, – сказал Лука. Беседа с чернобородым была спокойная, и на душе купца немного полегчало. – И сейчас то же скажу.
– Ну скажи. А я тебе для начала палец отрежу, потом руку. Последним язык вырву, потому ты мне еще многое сказать должен.
– Да как же это?.. – проблеял Лука.
– Кому ты, чертов сын, в прошлом году книгу «Апостол» в серебряном окладе продал?
– Так разве упомнишь?
– Еще как упомнишь!
– Ну, Георгию Колченогому, купчишке из… – Лука назвал небольшой городок. – Так какая тебе польза с того? Его недавно в наших лесах разбойники порешили. Сам Роман Окаянный, поговаривают.
Чернобородый нахмурился.
– Плохо. А куда Колченогий ту книгу дел?
– А мне откуда знать.
Слова Луки звучали неискренне, и чернобородый, почувствовав это, равнодушно произнес:
– Ну что ж, будем косточки твои молоть. Купец привык не делиться ни с кем никакими, даже бесполезными сведениями, но сомнения в том, что чернобородый способен устроить ему страшную пытку, не было. Поэтому Лука нехотя процедил:
– Георгий говорил, что боярину одному в своем городе продал. Мерзавец – двойную цену супротив моей выпросил, а мне и этого платить не хотел.