С утра пораньше воевода переговорил со знатным посетителем, после чего тут же послал за губным старостой – дела свои тот вершил в отдельной избе рядом с тюрьмой и погребами с пушечной и пороховой казной.
– Уж сколько мы с разбойниками этими навоза наелись, – сказал губной староста. Разговор, который вели главные люди в городе, был напряжен и не слишком приятен для обоих. – Помнишь, как казну государеву они взяли. Хорошо, что дело удалось замять и за счет того, что с купцов и тяглового люда три шкуры содрали, недостаток восполнить. Не то не сносить бы нам головы.
– Да, доставили они нам бед, – угрюмо покачал головой воевода.
– А когда мир решил против тебя челом государю бить, люди ведь не только за мздоимство твое недовольны были, но и…
– Ну-ну, какое такое мздоимство?! – возмутился воевода. – Не развалятся, коль человеку государеву за труды тяжкие немного лишка положат.
– Дай договорить. Так вот,, кроме мздоимства твоего, осерчали люди на то, что разбойников тьма расплодилась. Только подвывели их, а тут нате вам. Роман этот. Писали государю, что из-за этого купеческие дела хуже идти стали, а крестьяне под государевым и разбойничьим тяглом полностью в разор прийти могут.. А стрельцов крестьяне для зашиты приглашать не стали, поскольку те за труды да за постой столько берут, что дешевле лиходеям платить. Да, сильно нам Роман этот вредит. А сколько от него еще вреда может статься…
– Да уж. Раньше места наши лесные и глухие были, в Москве меньше всего интересу было о том, что у нас тут делается. А нонче вон как все поворачивается, – вздохнул воевода. – Думаешь, можно этому Матвею верить, что в том мужике в кабаке узнал он ворога государева?
– Можно, глаз у него вострый, не ошибется. Кроме того, учитывай, что он у иных бояр думных доверием пользуется. Хоть и не слишком знатны предки его, но воин он смелый и в каких-то хитрых государевых делах участвовал, а которых немногим известно. Слов он на ветер не бросает. Коль сказал, что признал в том мужике Романа Окаянного, значит, так оно и было. А к тому отступнику сам государь интерес проявляет.
– Это почему? – недоверчиво спросил воевода.
– Не знаю. Дела темные, но нужен он в Москве живым и здоровым. Оглобля тот по описаниям действительно на Романа Окаянного похож.
– Как же можно православному имя свое сменить? Это ж значит от Бога отречься.
– Ну и отрекся, – махнул рукой губной староста. – Мерзость человеческая бывает поистине бездонной.
