Глеб был уверен, что все делает правильно. Он убеждал себя, что совершенно не изменился. Он говорил себе, что стоит ему только захотеть, и он сможет в любую минуту двинуться вперед… Нет, он даже не сомневался, что и не останавливался ни на секунду, что все это время находился в непрестанном поиске, что он выше бытовых обстоятельств, опутавших его с ног до головы.
Поворотным моментом явился инцидент, произошедший в один из вечеров. Этот вечер он по обыкновению собрался провести за разработкой очередного инженерного проекта. Оставшись на своем месте после окончания рабочего дня, Глеб внезапно поймал себя на том, что в категорической форме требует от своих коллег посвящать работе не меньше времени, чем он сам. С изумлением, словно бы со стороны он услышал свой громкий требовательный голос. Он был уверен, что поступает разумно, но…
Но это было абсолютно несправедливо.
В нем словно что-то оборвалось. Это был удар, который сбил ему дыхание. Его внутреннее существо не могло такого вынести. Все-таки он был добрым человеком по своей природе, и не мог поступать несправедливо. В искреннем порыве раскаяния он скомканно извинился и ушел. Выйдя из здания, он, как был, в офисном костюме, отправился бродить по окрестным улицам и переулкам и вскоре вышел к набережной Невы. В его голове словно произошел взрыв – настолько он был не готов к тому, что увидел в самом себе.
Ноги сами принесли его к излюбленному месту. Усевшись на теплую ступеньку гранитной лестницы, сбегавшей к воде, Глеб долго глядел на маленькие волны, ритмично плещущие о камень набережной. Потом он закрыл глаза и отдался охватившим его чувствам. Он погрузился в глубокое состояние подлинного катарсиса, неконтролируемые потоки эмоций сотрясали его тело.
На смену раскаянию пришло ощущение заторможенности. Его чувства словно застыли, а вечернее солнце остужало их все больше и больше. Периферией внимания он ощущал, что где-то рядом шумит городская жизнь, на звоннице православного храма неподалеку ударил колокол. Его звук показался ему не цельным, он некоторое время прислушивался, пока не решил, что, похоже, в колоколе есть микроскопическая трещина или раковина, которая и мешает ему издавать чистый звук.
Такая же трещина, казалось, существовала и в нем. Внешне все было в порядке, однако внутри его была дисгармония, которая и выявилась так неожиданно. Но и это чувство вскоре ушло, и он остался один на один с накатывающей на него рекой.
