– Это ты сама придумала?
– Нисколько! – уверила Глеба Ника. – Мне такое никогда не выдумать!
– И тот город с куполами, он что, тоже наваждение принципа формы?
– Какой город, древний Иерусалим?
– Да.
– Конечно. Даже с помощью Арье и Лиора мы с тобой не смогли проникнуть дальше…
– Погоди, Ника… – казалось, у Глеба в голове перемешались все мысли, но одновременно для него и многое прояснилось. – Но ведь тогда, после того как ты и я, мы вместе увидели древний Иерусалим, мы же встретились там… в другой реальности. Помнишь – там, в звездных пространствах?…
– Пойдем отсюда, Глеб… – Ника, не ответив на его вопрос, поднялась с места.
Они вышли на широкую улицу, которая уже осветилась яркими огнями уличных фонарей. Глеб в очередной раз поразился тому ощущению полноты и покоя, которое испытывал в ее присутствии. Он, замирая от волнения, согнул левую руку в локте, Ника очень естественным движением взяла его под руку, и они, стараясь держаться поближе друг к другу, медленным шагом направились по направлению к Невскому проспекту.
Толпы праздных гуляк затопили Невский, начинавший свою обычную беспокойную ночную жизнь. Мчащиеся автомобили заливали все вокруг своей мощью, заглушая нестройное пение уличных музыкантов, стоявших группками то там, то тут в разных частях проспекта.
Прошло еще некоторое время, они остановились напротив Казанского собора. Ника повернулась к Глебу и сказала:
– Ты спросил, помню ли… Да. Я все помню. А вот ты… Ты помнишь, рыцарь?
Ника приложила руку к сердцу и, глубоко вдохнув, посмотрела на Глеба. Чуть помедлив, она сделала тот самый жест, который Глеб так хорошо запомнил – движение открытой ладонью от сердца, как будто отпускала на волю птицу. Глаза ее сияли мягким светом, а лицо стало очень спокойным и одухотворенным.
Сердце Глеба упало глубоко в пропасть и потом в одну секунду расширилось до размеров Млечного Пути. Принцип формы отступил, и ткань бытия на короткое время потеряла свою силу. Для Глеба уже не осталось сомнений в том, кто он, откуда и куда идет.
Он сказал негромко, стараясь не выдать своего волнения, переполнявшего его через край:
– Я же обещал тебе. И я вернулся.
Глава 10. Закат альтепетля
«Знали [они]... что есть небеса многие, лестниц есть двенадцать.
Господь там живет истинный, вместе с противоположной ипостасью своей,
зовут его Ометеотль».
Бернардино де Саагун
Если проснуться до восхода солнца, то можно явственно ощутить дыхание ночи. В этом дыхании со всей силой и полнотой чувствуется первичная, доисторическая сила, скрывающаяся в мягком бархатистом море темноты. Темнота как отсутствие света не более чем иллюзия, в самой «темной» и беспросветной тьме, если приглядеться, можно увидеть проблески света.
