В Первую мировую наряду с пушками и пулеметами, танками и аэропланами, линкорами, подводными лодками и удушающими газами широкое, доселе невиданное применение получило такое оружие, как пропаганда. Удар этим средством массового поражения наносился по наиболее уязвимым местам противника. Одним из них стала национальная разнородность противоборствующих держав.
Национальная карта масштабно разыгрывалась в Первой мировой войне. И со стороны Антанты, и со стороны Центральных держав в войне участвовали империи, имевшие под своей властью народы, стремящиеся к независимости. Вполне естественно, что этот фактор использовался с целью внутреннего разложения и ослабления противника. Кроме того, «борьба за права угнетенных народов» стала пропагандистской фишкой, с помощью которой стороны пытались придать благородную окраску своим устремлениям в войне.
Военная пропаганда — это обычно бутафория, нечто вроде театральных декораций. Но, как это нередко бывает в условиях реальной жизни (в отличие от театральной сцены), декорации начинают жить собственной жизнью, а инициированные в качестве декоративных (и декларативных в своей сути) процессы обретают само-развивающийся характер, неподконтрольный их инициаторам.
Особо преуспели в деле военной пропаганды англичане. Но и немцы достигли успеха, особенно на «русском направлении». А. И. Деникин в «Очерках русской смуты» отмечал: «Работа велась в трех направлениях — политическом, военном и социальном. В первом необходимо отметить совершенно ясно и определенно поставленную и последовательно проводимую немецким правительством, идею расчленения России. Осуществление ее вылилось в провозглашение 5 ноября 1916 г. польского королевства, с территорией, которая должна была распространяться в восточном направлении „как можно далее“; в создании „независимых“, но находящихся в унии с Германией — Курляндии и Литвы; в разделе Белорусских губерний между Литвой и Польшей, и наконец в длительной и весьма настойчивой, подготовке отпадения Малороссии, осуществленного позднее, в 1918 г.»[1].
Однако, как отмечал Людендорф, «Россия творила свое несчастье сама, и работа, которую мы вели там, не была слишком трудным делом»[2]. И в этой фразе речь не только об идеях революционеров на предмет «освобождения народов» и «права наций на самоопределение» (зазвучавших в полную силу со второй половины войны), но и той подпиткой, которую получала немецкая пропаганда непосредственно от царского правительства, своими официальными заявлениями возбуждавших сепаратисткие надежды окраин.
