Дни и годы[Из книги воспоминаний] | страница 73

— Так это же «дружеский шарж». Тут так и написано. Ну — как бы тебе сказать? — дружеская шутка.

— Хороша дружба! — хрипел от гнева Тихон Никитич. — Колхозника на волка посадили! — Повернулся к Тучину. — Из обкома приедут — куда от стыда спрячешься?

— Прятаться не буду. Они же понимают: вместе посмеемся.

— Не смех, а горе! — Шмаков потряс кулаками. — Колхозники коней извели — на волках ездят!

А через день мы узнали: Тихон Никитич зарезал волчат. Завидев нас, уходил в свою избушку. И на стенгазету больше ни разу не взглянул.

Медосбор в тот год выдался на славу. Мы с Васей заполняли фляги превосходным цветочным — с фацелии! — медом. Кладовщица Валя Пьянкова наловчившаяся торговать, уже не раз отвозила мед на базар. А Тучин подсчитывал: сколько в банке накопилось денег на покупку самолета. Не хватит — можно пшено продать.

Одну флягу меда привезли к нам во двор, я по телефону сообщил всем писательским семьям, в первую очередь эвакуированным из Ленинграда и Москвы. У кого не было телефона, к тем направил посыльных, и двор наполнился радостным гулом:

— Мед! Нежданно-негаданно, как в сказке!

— А по сколько можно?

— По потребности! Сколько в посуду войдет.

И некоторые побежали домой за дополнительными кастрюлями.

Сторож пасеки, не взирая на «задышку» помогал нам крутить медогонку.

Вася, крепкий, краснолицый, как девица, и то к вечеру от усталости опускал руки. Но в сумерки непременно убегал в деревню. На ночку! Мы знали, что у него объявилась невеста. Пройдет несколько недель, и он успеет до призыва в армию жениться. Андреевна, как почтительно звали колхозники его маму, наварит на пасеке крепкой и душистой медовухи.

Васю проводят всем колхозом. И все будут горевать, когда Андреевне почтальон принесет похоронку. Из сверстников Васи, призванных на фронт, уцелеет только три процента. Вот они страшнейшие, потери, которые, по словам демографов, будет ощущать наша стране в течение нескольких десятилетий. Таких страшных потерь мир не знал.

Николай Антонович вернется раненым в правую руку. Из его груди вырвутся слова, полные душевной боли.

— Вася, Вася… Да лучше бы я остался на поле боя… — И две неудержимые слезины стекут по его лицу.

Он опять на всю округу будет первым пчеловодом, и возле пасечной рощи снова расцветет фацелия, выращенная из семян, сбереженных Васей.

Созрели хлеба. Озимая рожь вымахала вровень всаднику. Пшеница клонила тяжелый, будто свинцом налитый, колос. Золотился овес. Тучин радовался: будет добрая солома на корм коровам. А на «ленивку», засеянную по мудрому совету президента сельскохозяйственной академии наук Трофима Лысенко, старики ходили, чтобы поплеваться с горькими усмешками: