Дни и годы[Из книги воспоминаний] | страница 28

Борис Губер сидел, сложив руки на столе, заваленном рукописями. Я назвался.

— Хорошо, что приехали. Разговор полезнее переписки, — сказал он. — Рукопись вашу читали. И нам хотелось бы издать книгу о современной Сибири. Но, — он развел руками над столом, — решения еще нет. Придется подождать. Необходимо мнение кого-либо из членов редакционного совета. Да вот как раз… — Губер взглянул на распахнувшуюся дверь, и голос его зазвучал обрадованно. — Вам, кажется, повезло.

В комнату вошел веснущатый человек в сереньком пиджаке, в простенькой кепке, протянул искалеченную руку.

— Вовремя, Петр Иванович! — продолжал ГУбер, бережно пожимая руку гостя. — Сибиряк приехал! Деревенский. Знакомьтесь. Он вам сродни. Возьметесь прочесть его рукопись? Хотелось бы срочно, пока он здесь.

— Сибиряк — это интересно, — отозвался вошедший. — Мы как раз собираемся создавать там отделение общества крестьянских писателей, — Подавая руку мне, назвался. — Замойский. Будем знакомы.

«Лапти»! — вспомнил я первую книгу романа, уже получившую известность. А тем временем Губер продолжал:

— Я знал, что вы не откажетесь, Петр Иванович. У нас тут сибиряки, похоже, стаей пойдут. Вслед за Ефимом Пермитиным «Капкан»-то читали?

— А кто его не читал? — отозвался Замойский. — Добротная книга. У нас в ВОКПе — на первом счету. Сибирь чувствуется в каждом слове.

— Мы туда по весне на охоту заявимся, — разулыбался Губер. — На гусей. С Ефимом сговорились. Он уже сейчас восторженно кипит: «Наломаем гуменников!»

Петр Иванович уложил мою рукопись в портфель:

— Ну, а завтра… Коль вы торопитесь домой… Нет лучше все же послезавтра пожалуйте ко мне. Вечерком. Часикам к семи. Записывайте адрес. Чайку попьем, потолкуем.

Дома, похлопывая рукой по моей папке, сказал:

— Почистить надо кое-где. Я тут наставил галочек. — И вдруг перешел на «ты». — Погляди. Подбери слова поярче. Книга у тебя, можно сказать, получилась. Новую Сибирь я чувствую.

Из кухни напахнуло жареной картошкой, почищенной воблой.

— Самая пролетарская еда, — сказал Петр Иванович, приглашая к столу. — По-нашему, по-пензенски. Хотя картошку я больше люблю печеную. Знаешь, прямо из костра. С малолетства привык, когда еще подпаском ходил.

Потом он расспрашивал меня о детских годах, дружески тронув локоть, подбодрил:

— Тебе есть что рассказать людям. Только пиши правду. Одну правду. Не мудрствуя лукаво, не фантазируя.

Для издательства Петр Иванович написал добрый отзыв, и со мной заключили договор.