Как раз перед войной были предприняты попытки наладить определенную дисциплину. Некоторые пытались активизировать левых депутатов и встретиться с ними у Кремье. Депутатов обнаружили оцепеневшими, более обеспокоенными государственным переворотом, чем победами пруссаков. Кремье, в ответ на призывы к действию, наивно отвечал: — Подождем новой катастрофы, например, такой, как падение Страсбурга.
Действительно, необходимо было ждать, потому что без этого ничего нельзя было сделать. Низший слой парижского среднего класса верил левым радикалам, так же как верил в боеспособность наших армий. Те, которые хотели обойтись без учета этих факторов, потерпели провал. 14 августа сторонники Бланки попытались поднять восстание обитателей окраин. Они атаковали расположение пожарной части в Ла Вийетта и ввязались в бои с полицией. Овладев пожарной частью, они пересекли бульвар в направлении Бельвиля с криками: — Да здравствует Республика! Смерть пруссакам! — Никто к ним не присоединился. Толпа, изумленная, неподвижная, наблюдала за бланкистами издали и с подозрением, которое внушили ей полицейские агенты в стремлении отвлечь горожан от подлинного врага — Империи. Левые сделали вид, что верят в версию о стремлении прусских агентов ободрить буржуазию, и Гамбетта потребовал немедленного суда над арестантами в Ла Вийетте. Министр Поликао был вынужден напомнить ему, что даже военной юстиции следует соблюдать определенные нормы. Трибунал приговорил десятерых мятежников к смерти, хотя почти все обвиняемые были непричастны к инциденту. Некоторые сердобольные люди, желая предотвратить казни, отправились к Мишеле, который написал от их имени трогательное письмо. У империи не хватило времени привести смертные приговоры в исполнение.
С 25 августа Мак—Магон вел свою армию в западню, устроенную Мольтке. 29‑го августа, застигнутый врасплох, и разбитый при Бомон–ан–Аргон, он понял, что зарвался, но все–таки продолжал движение вперед. 27‑го августа Паликао писал ему: «Если вы бросите Базена, у нас в Париже будет революция». И для предотвращения революции маршал поставил Францию под удар. 30 сентября он привел свои войска в ловушку у Седана. 1‑го сентября их окружила 200-тысячная армия противника с 700 орудиями, установленными на высотах. На следующий день Наполеон IIIпередал свой клинок королю Пруссии. Телеграф передал это. Вся Европа узнала об этом в ту же ночь. Депутаты, однако, хранили молчание. Они вели себя так до 3‑го сентября. 4‑го сентября, в полночь, после того как Париж пережил лихорадочное возбуждение, депутаты решили подать голос. Жюль Фавр потребовал упразднения Империи, некую комиссию, наделили ответственностью за оборону, но постарались не обременять Палату. В течение этого дня некоторые энергичные люди попытались мобилизовать народ на бульварах, и вечером встревоженная толпа уперлась в перила у Законодательного собрания с криками: — Да здравствует Республика! — Гамбетта встретил их со словами: — Вы неправы. Нужно сохранять единство. Не надо никаких революций». Жюль Фавр, окруженный людьми при выходе из Палаты, старался успокоить их.
