. В течение нескольких недель можно было обеспечить войска необходимым вооружением, особенно пушками, каждый парижанин традиционно гордился тем, что мог отказаться от хлеба, чтобы обеспечить свой батальон пятью караваями. — Где, — спрашивал Трошю, — найти 9 000 артиллеристов? — Как где, в каждой парижской механической мастерской можно было обнаружить команды пушкарей, что вполне убедительно доказала Коммуна. То же самое изобилие возможностей существовало во всем другом. Париж был наводнен инженерами, надзирателями и мастерами, из которых можно было подготовить офицеров. В городе содержалось без употребления все необходимое для победоносной армии.
Подагрические блюстители строгой дисциплины в регулярной армии усматривали в этом лишь варварство. Этот Париж, который не был бы для Гоша, Марсеа и Клебера (военачальники Французской революции) ни слишком неопытным, ни слишком надежным, ни слишком безупречным, был именно таким для нынешних генералов, представлявших собой отстой Империи и Орлеанизма, — для Виноя в декабре, для Дюкро, Люзана, Лефло и окаменелостей, типа Шабу—Латура. В своем узком кругу они немало потешались над обороной (22). Обнаружив, однако, что шутка слишком затянулась, они пришли 31-декабря в ярость. Они питали непреодолимую, безумную ненависть к Национальной гвардии, и отказывались ее использовать до самого последнего часа.
Вместо того, чтобы спаять силы Парижа, обеспечить их одними кадрами, одинаковой формой, одним флагом и гордым названием Национальная гвардия, Трошю разделил их на три вида: армию, ополчение и гражданских лиц. Таково естественное следствие его отношения к обороне. Армия, подстрекавшаяся штабом, разделяла его ненависть к Парижу, который навязал ей, как утверждалось, бесполезные заботы. Ополчение из провинций под воздействием своих офицеров, представлявших собой сливки провинциальных землевладельцев, испытывало также раздражение. Все кто, считали Национальную гвардию презренной, презирали ее и говорили: — “Lesá outrance! Lestrentesouse!” — Они маргиналы! Они живут на 30 су! — С началом осады парижане получали 30 су в качестве пособия. Конфликтов следовало ожидать каждый день (23).
31 октября в реальном состоянии дел ничего не изменилось. Правительство сорвало переговоры, которые, несмотря на свою победу, не могло бы вести без подрыва собственной устойчивости. Оно санкционировало своим декретом формирование маршевых рот в Национальной гвардии и ускорение выплавки пушек, но верило в успех обороны ни на йоту больше, все еще ориентируясь на замирение с врагом. Его больше всего беспокоили беспорядки
