Теперь, когда утреннее солнце набросилось на полную пульсирующей болью голову, Квинт чувствовал себя куском металла на наковальне кузнеца. Отец разбудил его чуть больше часа назад, и вскоре они уже покинули ферму. Квинта подташнивало, и он отказался от завтрака, который принесла ему, сочувственно глядя на него, Аврелия. По совету ухмыляющегося Агесандра, он лишь выпил несколько чашек воды и взял с собой в дорогу целый бурдюк. Но во рту все еще был скверный привкус, и от каждого движения лошади он чувствовал позывы к рвоте. По дороге его стошнило четыре раза. Свалиться с покрывавшего спину лошади чепрака юноше не давали только крепко сведенные колени и мертвая хватка за поводья. К счастью, лошадь у него была спокойного нрава. Оглядывая неровную дорогу, уходящую вдаль, Квинт тихо выругался. До Капуи еще далеко.
Они двигались плотной группой. Впереди, на сером жеребце, ехал отец в самой красивой из своих туник. На перевязи у него висел меч — на случай, если в пути они встретят разбойников. Квинт плелся следом, тоже при оружии. Позади него к чепраку была приторочена туго свернутая шкура медведя. Ее еще следовало просушить, но Квинту очень хотелось показать свой первый охотничий трофей Гаю. Следом, в носилках, ехали мать и сестра, их несли шестеро рабов. Аврелия предпочла бы ехать верхом, но присутствие Атии исключало такую возможность. Несмотря на то что женщины обычно не ездили верхом, Квинт уже несколько лет назад внял просьбам сестры, оказавшейся прирожденной наездницей. Однажды отец застал их за этим занятием и пришел в восторг. Обрадованный дарованием дочери, Фабриций решил простить ей непослушание, но не стал рассказывать об увиденном Атии. Та ни за что не смирилась бы с таким поведением дочери. Зная это, Аврелия не стала протестовать против путешествия в носилках.
Замыкал колонну Агесандр верхом на крепком муле; его ноги едва не волочились по земле. Он должен был найти замену погибшему галлу на рынке рабов. За плечом у него был окованный железом посох, а за поясом был заткнут бич, символ его должности. Сицилиец оставил исполнять обязанности надзирателя вечно ухмыляющегося раба-иберийца, недалекого, но крепко сложенного. Позади Агесандра плелись два отборных барана, жалобно блея, когда тот дергал их за веревки, обвязанные вокруг их шей.
Шло время, и Квинт постепенно приходил в себя. Он уже дважды опустошил бурдюк с водой и дважды наполнял его из шумного ручья, текущего вдоль дороги. Головная боль потихоньку проходила, и он начал оглядываться по сторонам. Холмы, в которых они охотились на медведя, превратились в извилистую линию, исчезающую в дымке на горизонте. По обеим сторонам раскинулись поля колосящейся пшеницы на землях, принадлежащих их соседям. В Кампании была самая плодородная в Италии земля, и доказательства тому были повсюду. Трудились рабы, взмахивая серпами, собирая колосья и складывая их в снопы. Но Квинта это мало интересовало. Он уже чувствовал радостное возбуждение от того, что скоро наденет тогу взрослого мужчины.
