— Может быть, да, — резко ответил Суниатон. — Теперь уже не узнаем.
Их окликнул худощавый мужчина, стоявший на носу корабля. Судя по черным волосам и бледной, по сравнению с его товарищами, коже — египтянин. Но он заговорил по-гречески, на языке всех моряков.
— Приветствую. Куда идете?
Его товарищи хрюкнули от смеха.
Ганнон решил держаться с достоинством.
— В Карфаген, — громко ответил он. — Но, как видишь, паруса нет. Можно будет пойти с вами?
— Что вы делаете в гребной лодке, так далеко от берега? — спросил египтянин.
Среди его товарищей снова раздались тихие смешки.
— Нас унесло штормом, — попытался объяснить Ганнон. — Но боги смилостивились, и мы остались живы.
— Вам повезло, это точно, — согласился египтянин. — Но я бы не дал вам много шансов выжить. На мой взгляд, от этого места до ближайшей суши миль шестьдесят, не меньше.
— До Нумидии? — спросил Суниатон, показывая на юг.
Откинув голову, египтянин захохотал. Звук его смеха оказался неприятен.
— Ты что, дурак, сторон света не различаешь? Я про Сицилию говорю!
Разинув рты, Ганнон и Суниатон поглядели друг на друга. Шторм унес их куда дальше, чем они думали. И они по ошибке гребли в открытое море.
— Тем более, у нас еще больше причин благодарить вас, — с достоинством ответил Ганнон. — Как и у наших отцов, когда вы в целости доставите нас в Карфаген.
Губы египтянина разошлись в улыбке, обнажив острые зубы.
— Подымайтесь на борт. Лучше поговорим в тени, — проговорил он, показывая на навес у носовой башенки.
Друзья многозначительно переглянулись. Слова гостеприимства совсем не вязались с тем, что они наблюдали на протяжении всего разговора. Любой из стоящих на палубе моряков перережет им горло, не моргнув глазом.
— Благодарю тебя, — широко улыбнувшись, сказал Ганнон, взялся за весла и погреб к корме биремы.
Там они увидели болтающуюся на волнах прогулочную лодку, почти такую же, как у них, привязанную к железному кольцу. С борта им уже бросили веревку с навязанными по ней узлами. Двое ухмыляющихся моряков ждали наверху, готовые их поднять.
— Вверим себя Мелькарту, — тихо сказал Ганнон, быстро зачаливая лодку к кольцу.
— Мы не утонули, значит, у него есть для нас предназначение, — ответил Суниатон, отчаянно пытаясь поверить в собственные слова. Но его страх, казалось, можно было пощупать руками.
Стараясь не терять самообладания, Ганнон принялся разглядывать доски корпуса. Ниже ватерлинии корпус был выкрашен черной сажей. Сказав себе, что Суниатон был прав, Ганнон взялся за веревку. Как еще они могли бы выжить в шторм? Это
