Отчасти
отдавая себе отчет в наличии определенной
аналогии с летающими тарелками,
художник1 в вечернем небе над
городом изобразил некое округлое тело,
огненный вращающийся шар. Наивное
стремление к персонификации заставило
его придать шару едва заметные признаки
лица; шар, таким образом, превратился в
голову, которая однако, отделена от
тела, что подчеркивает ее независимость.
Как голова, так и тело состоят из огня.
Это — громадная фигура призрачного
сеятеля в ночи. Но сеятель этот усыпает
землю огнем; последний, подобно дождю,
падает с неба. Впрочем, здесь имеется
в виду, судя по всему, невидимый
«философский» огонь2, ибо город
не охвачен пожарами и кажется
спокойным. Искорки огня падают там и
сям без всяких признаков целенаправленности,
подобно сыпящимся семенам. Бесплотный
сеятель обходит городские дома; два
мира проникают друг в друга, не вступая
в непосредственное соприкосновение.
«Философы»,
то есть старые мастера алхимии, уверяют,
будто их «вода» одновременно есть
«огонь». Их Меркурий — «гермафродит»,
воплощение «двойственности», соединение
противоположностей (complexio
oppositorum), вестник богов,
являющийся «единым» и одновременно
«совокуп-
Надо
сказать, что он отнюдь не является
«адептом» НЛО и не знаком с относящейся
к этому явлению литературой (прим.
автора).
Здесь
и ниже я неоднократно обращаюсь к
символам средневекового происхождения,
возможно, неизвестным читателю.
Необходимые исторические сведения
он сможет найти в некоторых моих работах,
в особенности в: С. G. Jung.
Psychologie und Alchemie, 1952 (прим.
автора)
.
ным»
существом. Кроме того, это Hermes
katachtonios («подземная ртуть») — Дух
Земли, излучающий ясность и пылающий
жаром, более тяжелый, чем металл, и более
легкий, нежели воздух, отравляющий и
исцеляющий, змей и орел. С одной стороны
это панацея, эликсир жизни; с другой
стороны он представляет смертельную
угрозу для несведущих. Образованный
человек прошлого (в культурном багаже
которого, кстати, содержалась и
алхимическая философия; ее считали даже
настоящей «религией лекарей») нашел
бы в анализируемой здесь картине
множество скрытых намеков и без труда
определил бы ее место в кругу своих
понятий. Что же касается нас, то подобную
картину мы воспринимаем как нечто
странное, не поддающееся объяснению;
наши попытки сравнивать или сопоставлять
ее с другими явлениями тщетны ввиду
того расхождения, которое существует
между сознательной мыслью и бессознательной
интенцией.
