бе, но расстояние до
места удара казалось столь большим,
что я не мог определить природу взрыва.
Впрочем, в одном из случаев мне
привиделось нечто вроде молнии. Шары
падали друг за другом вокруг нас, но
всегда на таком расстоянии, что
их разрушительный эффект оставался
вне поля зрения. По всей вероятности,
мы подвергались определенной
опасности — как во время стрельбы
шрапнелью или чем-либо в том же роде.
Затем
я, кажется, вернулся домой и обнаружил
себя беседующим с молодой девушкой,
сидевшей в плетеном кресле. У нее
на коленях лежала открытая записная
книжка; она была поглощена работой. Мы
все собирались идти в одном направлении
— кажется, в юго-западном, — возможно,
в поисках более безопасных мест; и я
спросил у девушки, не лучше ли ей
присоединиться к нам. Опасность
казалась неотвратимой, и мы не могли
уйти, бросив ее. Но она твердо
ответила «нет»: она останется здесь,
чтобы продолжить свою работу; на самом
деле степень опасности везде
одинакова, и ни одно место не может
считаться более надежным, чем другие.
Я сразу понял, что практический
разум и здравый смысл — на стороне
этой молодой девушки.
В
конце сна я встретил другую девушку —
а может быть, снова ту же самую, —
столь же рассудительную, уверенную
в себе, сидящую в своем кресле и погруженную
вработу. Вторая девушка, однако,
казалась более рослой, и я смог лучше
разглядеть ее лицо. Она обратилась
непосредственно ко мне и сказала
отчетливым голосом, называя меня по
имени и фамилии: «Вы, ..., будете жить до
одиннадцати-восьми». Она произнесла
эти восемь слов (включая имя и
фамилию) с необыкновенной четкостью и
настолько властным тоном, что мне
показалось, будто меня накажут, если
я не поверю, что мне действительно
осталось жить «до одиннадцати-восьми».
КОММЕНТАРИЙ
РАССКАЗЧИКА
К этому
подробному описанию мой корреспондент
приложил некоторые замечания и
комментарии, в которых содержатся
указания, полезные для интерпретации
сна. Как и следовало ожидать, в качестве
одного из ключевых моментов сна он
отмечает момент неожиданного изменения
атмосферы в самом начале, когда пугающая
бледность и смертельная пустота,
сопровождавшие закат солнца, сменились
величественностью вечерней зари, а
страх трансформировался в благоговение.
Он пишет, что эта трансформация
связана с его обеспокоенностью, касающейся
политического будущего Европы: на
основании определенных астрологических
расчетов он опасается, что между 1960 и
1966 годами разразится мировая война.
Обеспокоенность моего корреспондента
настолько велика, что он даже решился
написать одному очень крупному
политическому деятелю письмо с
изложением своих страхов. После этого
он обнаружил, что его дотоле крайне
тревожное настроение довольно
неожиданно трансформировалось в
невозмутимость и даже в безразличие
— как будто данная проблема отныне его
не касается (надо отметить, что подобная
трансформация не принадлежит к числу
исключительных) .
