Поскольку все настоящие моральные проблемы начинаются там, где кончается действие уголовного кодекса, их решение почти никогда не может быть основано на прецеденте и, тем более, на предписаниях и велениях. Подлинные моральные проблемы возникают из конфликтов дома. Всякий, кто достаточно скромен либо благодушен, всегда может найти решение с помощью внешнего авторитета. Но тот, кто доверяет другим не больше, чем себе, вообще никогда не сможет достичь решения, если оно не явится ему способом, в обычном праве называемым "стихийным бедствием" (Таково юридическое значение термина, дословно означающего "божественное вмешательство". - Прим. пер. ) Оксфордский словарь определяет данное понятие как "действие неконтролируемых сил природы". Во всех подобных случаях некий бессознательный авторитет кладет конец сомнениям, ставя нас перед fait accompli ( Свершившийся факт (фр.) - Прим. пер. ) (Если провести анализ до конца, окажется, что это в завуалированной форме относится и к тем, кто заимствует решения у высшего авторитета). Такой авторитет может описываться и как "божья воля", и как "действие неконтролируемых сил природы", - хотя, с психологической точки зрения, отнюдь не все равно, как именно мы его мыслим. Рационалистическая интерпретация внутреннего авторитета в качестве "природных сил" или инстинктов удовлетворяет современным интеллектуальным требованиям, но ее слабость в том, что видимая победа инстинкта оскорбительна для нашего морального самоуважения; а потому мы склонны убеждать себя, что решили вопрос исключительно рациональным усилием воли. Цивилизованному человеку присущ такой страх перед crimen laesae mainstatis humanae ( Преступление, состоящее в оскорблении человеческого величия (лат) - Прим. пер.) что он. по возможности, старается задним числом подретушировать факты и заглушить ощущение понесенного морального поражения. Он гордится тем, что кажется ему самообладанием и всесильностью его воли, и презирает людей, позволяющих голой природе перехитрить себя.
Напротив, если внутренний авторитет расценивается как "божья воля" (и тем самым подразумевается, что "природные силы" суть силы божественные), мы выигрываем в самооценке, ибо решение тогда выглядит актом повиновения и осуществлением божественного замысла. Подобные взгляды можно с некоторой долей справедливости обвинить не только в том, что они слишком уж удобны, но и в сокрытии моральной неразборчивости под личиной добродетели. Однако это обвинение оправдывается лишь в случае, когда кто-либо фактически сознательно прикрывает свою эгоистическую точку зрения лицемерным словесным фасадом. Но такое положение -ни в коем случае не правило, поскольку, в большинстве случаев, инстинктивные тенденции прокладывают себе путь как в согласии с субъективными интересами человека, так и в противоречии с ними, вне зависимости от того, одобряет ли их внешний авторитет. Нет нужды специально консультироваться с внутренним авторитетом, так как он присутствует изначально и проявляет себя в интенсивности тенденций, борющихся в ходе принятия решения. В этой борьбе индивид никогда не бывает просто наблюдателем: он более или менее "добровольно" участвует в ней, пытаясь бросить на чашу весов тяжесть своего чувства моральной свободы. Тем не менее, всегда остается невыясненным, в какой мере его якобы свободное решение имеет каузальную и, возможно, бессознательную мотивацию. Оно может быть "стихийным происшествием" так же, как и любой природный катаклизм. Проблема кажется мне неразрешимой, ибо нам неизвестно местонахождение корней моральной свободы; тем не менее, эти корни несомненно существуют, наравне с инстинктами, чью принудительную силу мы способны ощутить.
