Гавриил боялся вновь открывать глаза, свет был слишком ненавистен его взору. Потому, опираясь исключительно на свой слух, он искал источник звука, поворачивая головой, но безуспешно. Кожу продолжало жечь ярким светом, который вскоре погас. Гавриил осторожно приоткрыл глаза – сначала немного, а убедившись в отсутствии жгучего света, открыл их полностью.
Он обнаружил себя в знакомом, плохо освещенном помещении редко используемого склада, находящегося в порту Калининградского грузового района. Гавриил часто захаживал сюда, когда выпадала минутка, чтобы расслабиться и перевести дух от изнурительной работы, балуя себя сигаретой или тем, чем угостят другие, захаживающие сюда по той же причине. Практически безлюдное, тихое и сырое место. К слову, грузчиком Гавриил стал волею случая – твердо решив однажды изменить ход своей жизни, он отправился в тот самый порт Калининграда. По какой-то причине, известной одному ему, Гавриил был убежден в одном – порт имел весьма выгодное расположение. Он позволял добраться до стран самых разных убеждений, религиозных и политических нравов, но это привлекало его в последнюю очередь. Возможность сбежать от себя, своего прошлого туда, где возможно лучше и не станет, но и это не важно, главное – решиться, ступить на край. Собственно, именно так, переполненный решимостью и желанием отправиться в неизвестность Гавриил оказался в порту Калининграда, но вопреки своему рвению был ошибочно принят Михалычем за нового работника – грузчика и на удивление, получив в ту же ночь оплату за свой нелегкий труд, остался довольным, а переезд решил временно отложить. Михалыч был добрый пожилой мужик, но даже в свои годы оставался резким и напористым, а, быть может, возраст только усиливал в нем эти черты характера. Не в последнюю очередь резкость и напористость Михалыча сыграли на решении Гавриила. Завидев, как тот слоняется без дела Михалыч ошибочно принял его за одного из лентяев-грузчиков и рявкнул, да так, что Гавриил, позабыв обо всем на свете, принялся помогать мужикам разгружать ближайший контейнер. Правда, была в Михалыче одна странность, скорее даже не в нем, а в остальных. Все работники обращались к нему по-разному, по-своему. Кто-то Михалычем, кто-то Василичем, кто-то Иванычем и на каждое прозвище он отзывался как на свое собственное. Гавриил был из тех, кто называл его Михалычем и знал только, что Михалыч любил материться во всю глотку больше чем орать в нее.
