-- Может, я все же смог бы вас переубедить...
-- Не стоит.
Бражников некоторое время мерил его взглядом, затем поднялся.
-- Оставьте себе мою визитку. Если передумаете -- звоните. Насколько я понимаю, ваше финансовое положение сейчас не самое устойчивое. У вас есть хороший шанс его поправить. Другого такого же вы вряд ли дождетесь. Вы меня поняли. Всего хорошего!
Его ржавые миндалины скрылись за дверьми. На столе осталась банкнота.
Кривцов попросил счет. Докурил сигарету, достал из кармана пачку смятых бумажек, расплатился за кофе. Грязные банкноты напомнили о болотно-ржавом кристалле Бражникова.
Выйдя из кафе, Кривцов зашел в аптеку и купил презервативы. Завтра приедет Ольга.
Мы все -- сперматозоиды, вдруг подумалось ему. Бегущие к единственной яйцеклетке реальности. Не все, разумеется, достигнут цели. Но тот, кто пошустрее, задаст реальности вектор развития и определит ее будущие качества.
Каждый, кто этого не понимает -- просто слеп.
3. Ро
Ро сидел рядом со Стасом, вглядывался в черты и прислушивался к звукам. Странно было смотреть на -- с виду -- совершенно человеческое тело и слушать не биение пульса, не дыхание, а тихое жужжание. На грани слышимости, но такое чуждое.
Ро знал, что еще некоторое время Стас будет лежать неподвижно -- пока мозг не адаптируется к новому телу. Сначала оживет лицо, откроются глаза и начнут оглядывать все словно через туман, потом слегка дрогнут пальцы, заработают руки и ноги, но еще несколько часов он будет ходить неуверенно, придерживаясь за стены или руку товарища по несчастью. И только потом полноценно, уверенной походкой вступит в бессмертие.
Ро смотрел на лицо Стаса и думал о том, как не похож он сейчас на самого себя. Как безлико выглядит не подключенное к мозгу тело.
Впрочем, что тут удивительного? Все тела были марки "Adam-3f", первая экспериментальная модель с полной функциональностью, сделанная, как и все прочие адамы, японцами. Родная сборка. Рост метр семьдесят два, черные волосы, чуть раскосые глаза.
И все же наметанный глаз фиксировал мельчайшие отличия. Ро никогда не спутал бы одного соседа с другим.
Профессор имел привычку говорить с легким прищуром, делавшим узкие глаза адама похожими на штрихи черной туши. Его спина была ссутулена, а пальцы вечно стремились что-то сжать -- подлокотник кресла, чашку, запястье другой руки...
Ванька не мог ни на чем сосредоточить взгляд -- постоянно ощупывал глазами помещение, собеседника, озирался боязливо. Его сбила машина, когда он перебегал дорогу -- кажется, опаздывал на экзамен. Может, это беспокойство последних секунд навсегда отпечаталось в его повадке?
