А когда наступило время вопросов, Хтома, побагровев от смущения, поднялся с места и сбивчиво спросил у Лелеко - знакомого кохановчанам районного представителя:
- Будьте ласковы, какой, к примеру, дадите ответ на мой вопрос... Я в артель, может, и записался бы. А телегу и коней отдать не могу. Буду держать дома, а работать ими на колхоз... Так можно?
- Нет, так нельзя, - спокойно ответил Лелеко. - Вся тягловая сила, как и транспорт, поступают в распоряжение правления артели.
- Это как же? - Хтома так осклабился, что уши его заглянули ему в рот. - Значит, на моей телеге кто захочет, тот и будет раскатывать?
- Не кто захочет, а кому поручат, - терпеливо разъяснял Лелеко. - И не раскатывать, а работать на колхоз.
- Ну нет, - замотал головой Хтома, и глаза его налились лютостью, а губы судорожно вытянулись, будто он собирался свистнуть.
Собрание дружно засмеялось.
- Чего регочете?! - Хтома, так и не сев на место, свирепо уставил в зал зрачкастые глаза.
Свет большой лампы бросал на лицо Хтомы неверные тени, и оно, как никогда, казалось неприятным. У многих дрогнуло сердце: ведь урод на крестинах - к бедам и трудной жизни новорожденного.
- Чего регочете?! - громко повторил свой вопрос Хтома, хотя зал утих, словно испугавшись. - Вот ты, Олекса, отдашь своих коней, сбрую, землю свою в артель?
- Будет видно, - уклончиво ответил Олекса Якименко, муж Христи.
- Повесишься скорее, чем отдашь. Я тебя знаю... А ты, Дмитро Шевчук, отпишешь колхозу свою кузню?
Дмитро Шевчук в молодости сбежал из дому с проходившими через село цыганами, бродяжничал с ними несколько лет и научился от них мастерству кузнеца. А когда вернулся в Кохановку, построил сараюшку, смастерил в нем горн, поставил на дубовом чурбане наковальню, и полился окрест песенный перезвон молотков.
Ничего не ответил на вопрос Хтомы Дмитро. Отмолчался.
Хтома еще собирался задавать кому-то свои злые и трудные вопросы, но его остановил Лелеко:
- Товарищ Заволока, вы нарушаете порядок сходки.
- И нехай нарушаю! - выкрикнул Хтома. - А без телеги и коней не останусь!..
И вот надо было столько прожить крестьянству по законам своей нехитрой арифметики - земля, хлеб, одежда, - прожить мелкими и в то же время каторжными заботами о своей хате, своем подворье, прожить в темноте, в страхе перед богом и властями, прожить без тех радостей, которые возвеличивают человека, пока, наконец, не пришел новый век, рожденный вихрем Октября. Потом пришли колхозы.
