На какое-то время в комнате воцарилась тишина. Затем взорвался густой, надсадный хохот, от которого со звенью дрогнули стекла в окнах. Председатель сельсовета, ухватившись руками за живот, стонал и корчился от смеха.
- Что же ты дурака столько валял, товарищ Ярчук?! - обозлился милиционер, но тут же и сам залился тонким, бабьим смехом.
Не догадывался Платон Гордеевич, что это сломанное игрушечное ружьишко еще будет "стрелять" по нему.
4
Степан уходил из Кохановки вечером, уходил, чтоб никогда не возвращаться.
А в левадах, которые только что прощально отшумели над его головой кружевами юной и влажной листвы, безумолчно куковала кукушка. Что ей надо, беспокойной сизой вещунье? Может, своим птичьим голосом звала она Степана вернуться в родную хату? Или умоляла вечернее солнце не спешить на покой? А слепяще-красное солнце неотвратно катилось к горизонту. Над немыслимо далеким краем земли оно боязно окунулось в широкую пелену дымчато-светлых облаков, зажгло их и растворилось в гигантском пламени немого пожара. Долго еще умирающее пламя заката лизало далекий край земли, растекалось по ее просторам, с каждой минутой все скупее расплескивая краски. И вот закат угас. Зачернела будто обуглившаяся земля, начав источать лиловые сумерки.
А в груди Степана по-прежнему горело, чтоб никогда, наверное, не угаснуть.
Левады остались далеко позади, и из них все доносился приглушенный расстоянием безутешный голос кукушки.
Куда же ты идешь, Степан? Что заставило тебя оставить родную хату, покинуть в неуемном горе старую одинокую мать? Ведь никто не ждет тебя в чужих краях, никто не обещает тебе там счастья...
Степан Григоренко слыл в Кохановке чудаковатым хлопцем. Всегда его занимали вопросы, которые другим и в голову не приходили:
"Отчего помидоры красные, а огурцы зеленые?", "Как ягненок отыскивает в отаре, где тысячи овец, свою мать?", "Почему не в каждый дождь бывают на лужах пузыри?", "Почему земля называется землей, а небо небом?"...
- Гляди, гляди, хлопче, свернешь мозги набекрень, - не раз предупреждали Степана люди.
Летом, как и большинство парней его возраста, Степан нередко ездил в ночное. По установившемуся обычаю собирали на выгоне за селом табун коней, затем после горячего спора выделяли самых лихих наездников, и они, вырвавшись из табуна, галопом устремлялись к лугам. Снедаемые мальчишеским тщеславием, пастухи упорно состязались за первенство. Но победа чаще других доставалась Степану; ее приносил ему единственный в хозяйстве конь - молодой и резвый Гнедко.
