Азов как стоял неколебимо, так и продолжал стоять. И второй штурм не удался. Ну что ты будешь делать! И тут Петру вспомнились крымские походы князя Василья Васильевича Голицына, коротавшего безрадостные дни свои в краях хладных к бесплодных по его царской милости. Жестокая опала постигла князя с семейством, и одною из тягостных вин его были те бесплодные походы на Крым с великим уроном. А сейчас он, великий царь и самодержец Пётр, терпел явный урон. Экая досада! То не потехи под Прешбургом, а натуральная война.
Но он продолжал бодриться. Отсылал таковые грамотки Андрею Андреевичу Виниусу, коего почитал:
«В Марсовом ярме непрестанно труждаемся. Здесь, слава богу, всё здорово и в городе Марсовым плугом всё испахано и насеяно, и не токмо в городе, но и во рву. И ныне ожидаем доброго рождения».
Бодрился, бодрился. И других взбадривал. А душа изнемогала. Неужто их ждёт бесславная ретирада, подобно той, которую испытал князь Василий Голицын? Допустимо ли это? Первый взаправдашний поход, первая в его жизни военная кампания, которую он мнил увенчать победоносной викторией, — и вдруг столь постыдный афронт! Он отгонял эти мысли от себя, а они всё возвращались и возвращались...
Укором ему был сам русский лагерь. Он мало-помалу обращался в лазарет. Больных становилось всё больше, лекари были беспомощны. Недостаток испытывался во всём, подвоз притекал малым ручейком.
А сентябрь стал крут. Ветры задували всё свирепей. Казалось, сама природа ополчилась против стана русского царя, против его самого, против его казавшейся такой победительной самоуверенности.
Наконец, уверившись в том, что Азов не взять, что два приступа показали их неподготовленность, Пётр созвал консилиум.
— Как быть, господа генералитет? — напрямую спросил он. — Чую напрасность наших усилий. Приступа наши враги Христова имени отбили. Что далее?
Поднялся Лефорт, царский любимец:
— Снять надобно осаду, государь Питер. Болезни войско косят, сама природа нас гонит.
— Ия так полагаю, государь, — поддержал его Фёдор Головин. А другой Головин, Автоном, был ещё категоричней:
— Афронт, государь, полный афронт. Надобно отступить, возвратиться.
— Воротимся на будущий год, собравши всю воинскую силу, на многих больших судах. Кои и с моря турка начнут теснить, — высказался Фёдор.
— За битого двух небитых дают, — с горькой усмешкой произнёс Пётр. — Быть посему.
— Побойся Бога, Питер! — воскликнул Лефорт, — Мы не биты вовсе, мы ретируемся пред обстоятельствами. Не турки против нас, а небеса.
