Владимир Джунковский:
«В ответ на это кровопролитие забастовали студенты университета и Академии художеств. Гапон, сделав своё гнусное дело, скрылся, отпечатав в литографии „Свободное слово“ следующую прокламацию для распространения её среди рабочих и войск: „9 января. 12 часов ночи. Солдатам и офицерам, убивавшим своих невинных братьев, их жён и детей, и всем угнетателям народа моё пастырское проклятие; солдатам, которые будут помогать народу добиваться свободы, моё благословение. Их солдатскую клятву изменнику-царю, приказавшему пролить неповинную кровь народную, нарушить разрешаю. Священник Георгий Гапон“.
В результате Гапон достиг того, чего хотел – во всех уголках России передавали события 9 января в самом искажённом виде, везде эти слухи возбуждали кружки недовольных, увеличивали их, революционизировали».
Особенно будоражила молва о том, что священник Гапон был связан с Охранным отделением и действовал по указке жандармов.
В семье Маяковских события «кровавого воскресенья» не могли не обсуждать. Те слова и фразы, из которых потом сложились строки стихотворения «9-е января», наверняка произносились во время тех разговоров:
«Позор без названия,
ужас без имени
покрыл и царя,
и площадь,
и Зимний.
А поп
на забрызганном кровью требнике
писал
в приход
царёвы серебряники».
Жандармский офицер Александр Спиридович:
«Во всех кругах общества – недовольство, недоумение и возмущение. Происшедшее настолько непонятно, что объяснением его в глазах враждебно настроенной к правительству публики было только – провокация. Но чья? Ну, конечно, со стороны правительства, и волна негодования прокатилась повсюду, по всей России. То там, то здесь вспыхивают забастовки, сыплются протесты. Поднялась как бы вся страна.
Из-за границы же шли полные огня прокламации».
Пытаясь как-то смягчить сложившуюся сверхдраматичность, 11 января царь назначил петербургским генерал-губернатором («с чрезвычайными полномочиями») бывшего обер-полицеймейстера Москвы генерал-майора Дмитрия Фёдоровича Трепова, который на несколько месяцев стал фактическим диктатором России.
Поэт-символист Дмитрий Мережковский тут же заявил, что кровавая расправа, учинённая царским режимом над мирной демонстрацией рабочих, убедила его в «антихристианской» сущности российского самодержавия. И опубликовал в журналах «Полярная звезда» и «Вопросы жизни» гневную статью «Грядущий хам». Обращаясь к интеллигенции, названной
