«Здравствуйте, Адель! Я по-прежнему называю Вас этим именем, чем даю понять, что в моём сердце нет обиды. Более того: я молюсь за Вас. Бедная моя девочка! Сколько мук претерпели Вы за последние годы, как Вам было тяжко обвинять меня в ереси! Понимаю и не сержусь. Вы прошли путь на свою Голгофу и очистились, и приблизились к Абсолюту, и терзаниями искупили грех. Как мне одиноко без Вас! Возвращайтесь, прошу, и давайте соединимся вновь. Это не уловка и не хитрый расчёт, чтобы заманить, а потом расправиться. Говорю, словно на духу: Вы — единственная женщина, о которой я мечтаю, как влюблённый юнец. Бросим все дела, устранимся от света, от постылой политики, скроемся в каком-нибудь замке и последние годы жизни проведём вдвоём, как простые люди. Потому что я теперь знаю: власть, богатство, полчища рабов ничего не значат по сравнению с истинной любовью. Вы — и больше никто мне не нужен. Приезжайте — не пожалеете. До конца дней бесконечно Ваш!»
— Он совсем свихнулся! — вырвалось у Юдиты. — Разве это правитель? Жалкий и отвратный слизняк! — И хотела было сжечь оба свитка, но потом подумала: «А пускай эта жужелица прочтёт письмо и узнает о намерениях братца. Может, уберётся отсюда?» Больше всего Юдита боялась, что свекровь пожалует часть наследства Опраксе, и хотела оставить все сокровища у себя одной.
Встретившись с невесткой, холодно сказала:
— Генрих передал мне для вас письмо.
Та мгновенно разволновалась:
— Генрих? Для меня? Как же он узнал?
Королева прикрыла веки:
— У него обширные связи...
— Ах, так это вы ему сообщили?
— Не имеет значения. Он с гонцом прислал два пергамента — мне и вам. Я случайно их перепутала и открыла ваш... Вы уж не взыщите, сударыня.
Евпраксия дрожащими пальцами раскатала послание. Пробежала глазами и испуганно посмотрела на собеседницу:
Я не верю ни единому слову. Здесь ловушка.
Нет, не думаю. Он же уверяет в чистоте своих помыслов. Можете отправиться к Генриху спокойно.
— Я не про него, я про вас.
— Про меня? — Ксюшина золовка вопросительно изогнула бровь. — Что-то не пойму. Вы о чём?
— О пергаменте. Дело ваших рук. Он не настоящий.
— Кто, пергамент?
— Вы его состряпали сами.
Немка рассмеялась:
— Что, и расписалась за императора?
— Разумеется. А печатку подделать не смогли и поэтому мне представили, будто бы взломали сургуч по ошибке.
Королева фыркнула:
— Вы такая же ненормальная, как мой бедный братец.
— Думайте, пожалуйста, что угодно.
Рассердившись, Юдита рявкнула:
