Затем проверил ниши в стенах окопа для гранат и бутылок с горючей смесью. Наказал, чтобы все было под рукой.
— А ведь окоп-то хорошо сделан, а? — огляделся Камиль.
— На готовое пришли, — сказал Мартынов. — Никаких тут окопов не было. Все сделано под огнем. Потихоньку, ночами…
Потом объяснил, где они заняли позицию и какой участок защищают, а также какие подразделения стоят рядом.
— Немец вон у того леса, — показал сержант.
И Камиль сразу заметил в указанном месте вспышки автоматного огня.
— Немец стреляет, — сказал Камиль. — А почему мы не отвечаем?
— Плохие они разведчики, — отозвался Коттыбай презрительным тоном. — Так легко хотят нащупать расположение наших точек…
Только тут Камиль понял значение ночной стрельбы и смысл огненных теней, сияющих в небе: все это были разведывательные бои, ночные поиски.
Вернулись с тяжелой поклажей подносчики патронов, за ними по траншее пробирался еще кто-то. Мартынов пошел навстречу. Делали обход комиссар Павленко с политруком роты и командиром взвода.
— Как самочувствие, ребята? — спросил комиссар. — Как дела?
Настроение у пулеметчиков сразу поднялось, когда они услышали этот спокойный голос. Но никто из новичков не ответил. Только Коттыбай не растерялся:
— Готовы встретить врага, товарищ комиссар!
Видно, комиссару этого было мало. Он подошел к Камилю и подносчикам.
— А вы?
— Все готовы, — сказал Камиль.
Его взволнованный голос прозвучал тихо. Камиль почувствовал охвативший его неприятный озноб.
— А, товарищ Ибрагимов! — узнал комиссар. — Что, холодно?
— Нич-чего, товарищ комиссар. Такое состояние, какое бывает, когда прыгаешь с вышки в воду. — Камиль хотел улыбнуться, но улыбка не вышла, только задрожал подбородок.
— Понимаю, — сказал комиссар. — Ничего, это проходит.
Комиссар поинтересовался, понимают ли бойцы свою задачу. И, ограничившись пожеланием успеха, не давая никаких указаний, ушел. Тем не менее пулеметчики повеселели.
Камиль всю ночь просидел, прислонившись к стенке окопа, слушая непрерывный грохот стрельбы, оглядывая играющее на небе огненное зарево. Только на рассвете стрельба прекратилась, и Камиль, словно пассажир, проснувшийся от резкой остановки поезда, вздрогнул и очнулся. Он понял, что малость вздремнул. Но, заметив, что за это никто не ругает, и увидев стоявшего у пулемета Коттыбая, успокоился.
В бледном свете зари все вокруг показалось Камилю новым и вместе с тем знакомым и близким. Над окопами рос овес, такой замечательный, густой, с крепким стеблем, с крупными сережками! Он не был убран вовремя и осыпался, его топтали, не жалея. Кругом чернели ходы окопов и снарядные воронки. Поле слегка колыхалось и шелестело под утренним ветром.
