Да, все в Ялантау вдруг изменилось с этого часа. Вчерашний день ушел в далекую историю. Кончилась мирная стройка, продолжавшаяся более двадцати лет. Началась военная страда — Великая Отечественная война.
Камиль в эту ночь спал плохо. О чем только он не передумал! Но сколько ни думал — приходил к одному выводу: да, нужно быть на фронте.
Наутро он пошел в военкомат и попросил зачислить его в ряды Красной Армии. Военный комиссар посоветовал не спешить.
— Нужно будет — сами вызовем, — сказал он.
Камиль вернулся. Но сейчас он не мог ни о чем думать, и дом казался ему какой-то временной станцией на его фронтовом пути. Прочитав в газете последние телеграммы, решил зайти в райком.
Секретарь райкома Башкирцев встретил его по-обычному спокойно.
— Здравствуй, дружище! Как дела?
— Дела-то ничего, да вот… — начал было Камиль.
А Башкирцев как ни в чем не бывало продолжал расспрашивать о житье-бытье.
Камиль заговорил о том, с какой просьбой он пришел сюда.
— Я коммунист. Здоров, крепок. Считаю, что мое место на фронте, — закончил он.
Башкирцев деловито задал вопрос:
— На кого оставляете школу?
— Когда уходят в армию, разве спрашивают о том, кому оставить свое место?
— Тебя ведь еще не призывают?
— Будто не найдутся люди на должность директора школы!
— Ты, Камиль, наверно, знаешь Антона Семеновича?
— Какого Антона Семеновича?
— Макаренко.
— Как не знать…
— Видный педагог, а?
— Конечно.
— Недавно я прочитал одну его статью. Там он приводит интересный эпизод. В коммуне для беспризорных ребят он работал шестнадцать лет. И вдруг его переводят на другую работу. Нужно уезжать. Услышав об этом, коммунары начинают плакать. Макаренко и самому нелегко расставаться… Он говорит своим коммунарам последние, прощальные слова, И вдруг его взгляд падает на рояль. На рояле пыль. И Макаренко, прервав свое прощальное слово, спрашивает: «Сегодня кто дежурный?» Ему сообщают. «Под арест на пять часов», — говорит Макаренко. Ну, что скажешь?
— Интересно! Я об этом не знал.
— Не сказал: «Я ухожу, а вы что хотите делайте», а?
Камиль понял, на что намекает Башкирцев, и попытался оправдаться:
— Так это было в мирное время…
Голос Башкирцева стал суровым:
— Вот так, Камиль. Желание твое понимаю. Наступит очередь — уедешь. Но все-таки не забывай: ты сегодня директор школы. И если самому придется уехать, на кого оставишь школу? В каком состоянии оставишь?
Слова Башкирцева отрезвили Камиля Словно рассеялся туман, и он начал видеть все вокруг. Вот и кабинет секретаря райкома, оказывается, все такой же, каким был всегда. Та же светлая, просторная комната, тот же покрытый красным сукном длинный стол, и у стола давно знакомая пальма.
