Прочитаем «Онегина» вместе | страница 37



3 Н. Долинина

Но обмануть он не хотел Доверчивость души невинной. Теперь мы в сад перелетим, Где встретилась Татьяна с ним.

Проповедь Онегина, на первый взгляд, очень бла­городна. Будь на его месте обычный светский денди, он не преминул бы именно «обмануть... доверчивость души невинной», развлечься в деревенской глуши с наи­вной сельской барышней - и, расставшись с ней, едва она ему надоест, обречь ее на мученья и беду... Онегин не сделал этого - но ведь он не обычный светский ден­ди! Он - как-никак - добрый приятель Пушкина. Он знает цену свету и его «важным забавам», сам Пушкин любит в нем «мечтам невольную преданность» - и вот эти мечты готовы осуществиться: прекрасная, гордая, душевно богатая, возвышенная девушка предлагает ему свою любовь, а он бежит от нее, бежит от своей мечты. Во имя чего?

Когда бы жизнь домашним кругом Я ограничить захотел... ...То верно б кроме вас одной Невесты не искал иной... ...Но я не создан для блаженства; Ему чужда душа моя...

Это неправда! Как может человек говорить о се­бе: «я не создан для блаженства»?! Все люди созданы для счастья, но не все умеют быть счастливыми - вот Оне­гин не умеет, боится. Он проговаривается:

Скажу без блесток мадригальных: Нашед мой прежний идеал, Я верно б вас одну избрал В подруги дней моих печальных...

Значит, такая девушка, как Татьяна, была когда-то идеалом Онегина! Но идеал этот - «прежний», Онегин больше не верит в него; поздно, как ему кажется, встре­тил он Татьяну... Ненавидя и презирая свет, он тем не менее заражен его взглядами, его предрассудками:

Я, сколько ни любил бы вас, Привыкнув, разлюблю тотчас; Начнете плакать: ваши слезы Не тронут сердца моего, А будут лишь бесить его...

Почему Онегин так уверен, что иного «семейного счастья» быть не может? Потому что слишком много по­добных примеров он видел в свете:

Что может быть на свете хуже Семьи, где бедная жена Грустит о недостойном муже И днем и вечером одна; Где скучный муж, ей цену зная (Судьбу однако ж проклиная), Всегда нахмурен, молчалив, Сердит и холодно-ревнив!

Когда-то, в ранней юности, Онегин верил, вероят­но, в возможность высокой любви на всю жизнь. Но свет убил эту веру - и даже надежду на ее возвращение:

Мечтам и годам нет возврата; Не обновлю души моей...

Вот она - главная трагедия Онегина: «не обновлю души моей»! Конечно, с его точки зрения, он прав, он поступает благородно: не веря в возможность любви, от­казывается от нее, да еще и воспитывает попутно наив­ную Татьяну: