Человеку свойственно эгоистическое чувство своего превосходства над окружающими. Но Пушкин рано научился преодолевать в себе это чувство. Когда он говорит:
Мы почитаехМ всех нулями, А единицами - ссбя... -
«мы» означает у него то поколение, к которому он принадлежал, то поколение, достоинства и недостатки которого воплотились в Онегине.
Но ведь Онегин, Ленский и тем более Пушкин - все они действительно выше окружающих людей. Так, может быть, каждый из них имел право считать себя единицей, а остальных - нулями? И тогда на самом деле исключительные, выдающиеся личности имеют право жертвовать интересами и судьбами рядовых людей во имя своих великих целей?
Эта теория приобрела немало сторонников и привела человечество к многим трагедиям - даже в нашем, двадцатом веке. В сущности, на ней строились «идеи» фашистов, дымили трубы Майданека и Освенцима: тысячи «нулей» были обречены теми, кто считал себя «единицами»!
С нашей точки зрения, приравнивать человека к нулю безнравственно. Никого нельзя считать нулем: ни себя, ни другого. Все люди - личности, все - единицы, каждый - неповторимое чудо.
Пушкин уже в свою эпоху понимал это, Онегин - нет. Пушкин говорит о нем: «Сноснее многих был Евгений...» - многих людей света. Но не умея уважать другого, как себя, не умея нести ответственность за свои отношения с людьми, он не мог найти себе настоящих друзей - таких, какими были для Пушкина Дельвиг, Кюхельбекер, Пущин, Жуковский, Вяземский, Плетнев...
Но вернемся к роману. Итак, Онегин и Ленский сблизились, и Евгений даже терпеливо выслушивал «юный жар и юный бред» суждений Ленского. Круг их разговоров серьезен, это не пустая болтовня:
Племен минувших договоры, Плоды наук, добро и зло, И предрассудки вековые, И гроба тайны роковые, Судьба и жизнь в свою чреду, Все подвергалось их суду.
Это - темы разговоров мыслящих людей. Те же проблемы обсуждались будущими декабристами: читался «Общественный договор» французского просветителя Жан-Жака Руссо; решались задачи практического применения наук в сельском хозяйстве; о «добре и зле» сам Пушкин много говорил с Раевским, а в лицейские годы - с Кюхельбекером. В 1821 году Пушкин записал в своем дневнике: «Утро провел я с Пестелем; умный человек во всем смысле этого слова... Мы с ним имели разговор - метафизический, политический, нравственный и проч.». Вполне может быть, что и с Пестелем Пушкин беседовал о добре и зле, что их занимали «предрассудки вековые и гроба тайны роковые». В черновике у Пушкина вместо слов «судьба и жизнь» было написано «царей судьба» - значит, и политические разговоры могли вести Онегин с Ленским.
