Удивительная штука — жизнь. Тысячи поворотов, и не знаешь, что ждет тебя за каждым из них.
Я осторожно отношусь к жизни: слишком уж круто, порой жестоко обходилась она со мной.
Хочется быть человеком. Понимаете, че-ло-ве-ком!
Большое жаркое солнце медленно опускается за кромку леса. Душно. Даже близость реки не освежает. Воздух кажется густым, устоявшимся, неподвижным. Можешь потрогать его рукой, можешь сжать в ладони и, обжигая губы, попробовать на вкус...
К цементному складу из последнего рейса пришли автомашины. Возле одной из машин Жора отчаянно с кем-то спорил.
— Рейсы рейсами, ты мне до последнего метра засчитай километраж. Законы я не хуже тебя знаю... Ну чего там застряли? — Это уже относилось к кому-то другому.
С левого берега возвращалась бригада монтажников. В полном составе, все семнадцать человек.
Вышла из своей конторки Сильва в светлом нарядном платье, в лакировках, будто на танцы собралась.
Я скомкал письмо, хотел бросить в Турыш, но раздумал и положил в карман. Я смотрел на яркий солнечный закат, отраженный в воде, и думал: «Пусть будет так — живем, где раки зимуют... За жизнь деремся, дорогу строим...» И вдруг слова обрели форму и сложились в стихи:
Живем мы с тобою,
Где раки зимуют.
И строим мы с боем
Дорогу большую...
Потом снова достал письмо и наискосок, как резолюцию, записал эти строчки. Чтобы не забыть. Когда я встречу Риту, я обязательно прочту ей эти стихи.
И еще я подумал:
«Это неправда, что люди бесследно исчезают, неправда. Люди столько делают своими руками! Иногда кажется, что не только города, машины, дороги, но и леса, горы, реки, моря, даже небо и облака, дожди и солнце — все, все создано людьми. И неважно, что нет уже тех людей, — есть горы, небо, моря и реки!»
Поначалу человек, написавший письмо, показался мне страшно умным. Сейчас я понял, что это всего лишь червяк, который сидит в своей дырке и дрожит от мысли, как бы кто его не потревожил. А я не хочу быть червяком. Я хочу быть человеком среди людей.
Это только казалось, что все будет просто. Несколько ударов дизель-бабы — и свая на месте.
Но счет ударам потерян, а свая не подчиняется. Она вошла только на двенадцать метров, а дальше, будто заколдованная, не двигается.
Начальник мостопоезда в сотый раз, наверное, приходит к котловану. Его сопровождают главный инженер и начальник участка, оба хмурые, злые и молчаливые.
— Непонятное творится, — говорит главный инженер. — По расчетам сваи должны входить в грунт на двадцать метров.
