* * *
Оставалось загадкой, что и как с ним приключилось во время боя. Может, и в самом деле, головой треснулся? Лоб вот разбит, да и подташнивает, как какую-нибудь залетевшую по глупости шлюху. А может быть, и что другое. Перенапрягся, например. Тело-то не родное. А ну как от напряжения кровь от головы отхлынула? Помнится, в университете что-то такое рассказывали — про голову и кровь, — но давно это было. Забылось все.
Еще хуже, что он не знал — просто не помнил, — что и кому говорил, пока находился «где-то не здесь». Лучше бы уж без сознания лежал! А так выходило, что вел себя, вроде бы, разумно. Ну, по большей мере разумно, если верить Шенку на слово. Ходил, говорил с людьми, кому-то помогал, кого-то ругал…
«Ох, грехи мои тяжкие!»
Хоть тресни, все равно ничего не вспоминалось, кроме рассказа про альвов, разумеется. Но и с этим не все было ясно. Весь ли разговор с Зандером он помнит или не весь? И что еще он успел рассказать мальчику, пока Шенк не прервал этот безумный приступ откровенности? А сам Шенк? Шенк итак знал о Герте много всякого. Теперь же знает такое, что немало может рассказать тому, кто умеет слушать. А Шенк, между прочим, именно из таких.
«Вот же угораздило!»
Он сидел на кошме, брошенной прямо на стылую землю, привалившись спиной к тележному колесу и закрыв глаза. Делал вид, что дремлет, но спать, на самом деле, не мог. Тело болело. Горела адским пламенем рана в боку, тянуло и кололо в бедре, грудь ныла, ломило голову. В общем, полный набор безрадостных ощущений.
«Боги! Ну почему альвов угораздило напасть именно на этот караван?!»
Самое смешное, а может быть, наоборот, самое грустное, что лет тридцать назад Герт по случаю стал свидетелем той памятной ссоры между двумя вождями, с которой все и началось. Вождь детей Иволги Ванаангир и Руанаррах — вождь Алых шептунов, составлявших основу клана Остролиста, не поделили охотничьи угодья. И ведь не тесно было в Шенгане, вполне можно было договориться, но фанаберия альвов — их национальная черта. Как заостренные уши, цвет волос или тонкая кость. Повздорили из-за ерунды, а разошлись лютыми врагами, и дети Иволги покинули Вайяр. Ушли. А куда им было идти? Вот и оказались через три десятка лет в Норфейских топях…
«Да уж… брось камень в воду, пойдут круги…»
— Вы ведь не спите? — Тихий голос, приглушенный, и жаркое дыхание на щеке.
«Она чужая жена! — напомнил себе Герт. — И даже хуже! Она жена моего друга!»
Он уже с минуту, как почувствовал ее запах. Маргерит пахла свежестью даже после такого трудного дня. Даже в дороге, в Норфейских Великих болотах, ночью на Чумном тракте.
