— А я с вами и не спорил! — У Зандера голос высокий с хрипотцой, но чувствуется, если так и дальше пойдет, скоро басом заговорит. Вот начнет бриться, и все. Считай, не мальчик, а мужчина.
И открыв глаза, Герт первым делом встретился взглядом именно с ним. Синие глаза казались сейчас почти черными. Внимательные. Изучающие. Мальчик все-таки. Но умный мальчик. Смелый. И имя носит не рядовое.
«Надо будет при случае спросить… Но не сейчас. Не сейчас…»
— Полагаю, мы отбились, — Герт сел, но лучше бы продолжал лежать. Он опустил взгляд вниз и увидел обломанное древко стрелы, а наконечник, судя по ощущениям, все еще торчал между ребер. — Не возражаете, господа, если я вытащу эту штуку?
— Если легкое не пробито… — Судя по всему, Зандер был даже лучше, чем Герт о нем подумал. Крови не боится, да и о жизни кое-что знает.
— Не пробито, — хмуро бросил он. — Но когда я ее достану, пойдет кровь.
— Она и так идет, — сообщил Шенк, который и сам выглядел не лучше тех, кого им вскоре предстояло хоронить.
— Это еще цветочки, — отмахнулся Герт. — Вытащу, считай, кран в бочке открыл. Эх, сейчас бы сухой глины немного или золы… В нашем фургоне, кажется…
— До вашего фургона метров пятьсот отсюда будет, — отрезал Зандер, — но у Маргерет по случаю есть чистый батистовый платок, а у меня немного «аква виты», если вы знаете, что это такое…
— Я знаю, — кивнул Герт. — В Реште ее называют «винной эссенцией».
— Ну, да! — согласился Зандер. — Вроде бы так! Тогда…
— Тогда, Зандер, смочите, пожалуйста, платок эссенцией и приготовьтесь, я быстро.
— Хочешь, помогу? — спросил Шенк, поморщившись.
— Не стоит! — покачал головой Герт и взялся за короткий обломок древка. Как раз вышло на ширину ладони. Левой.
— Ну, помолясь, — сказал он, дождавшись пока Зандер приготовит платок. — Боги!
И он с силой выдернул стрелу. Боль пробила грудь и отдалась в живот. В глазах потемнело, но сознания он не потерял. Если до этого ребра еще оставались целы, то сейчас он их, наверняка, сломал. Но не ходить же со стрелой в боку.
— Я сам! — остановил он Зандера, непроизвольно качнувшемуся к нему. Отбросил окровавленную стрелу, и, приняв у юноши остро пахнущий влажный платок, прижал его к ране. Посидел, пережидая всплеск боли. Подышал сквозь стиснутые зубы и начал проталкивать платок пальцами все глубже и глубже, в дыру между ребер. Больно, но не смертельно, а загноившаяся рана — это последнее, что ему теперь нужно от жизни.
«Надо будет потом прижечь…»
