Снежкин хлопнул дверью в свою комнату, навалился на нее плечом. С трудом перевел дух.
В это время существо топталось около его квартиры. Оно в задумчивости изучало изуродованную обшивку и, что-то для себя, видимо, решив, просочилось внутрь.
Гошка минуту вслушивался в тишину квартиры и, только когда убедился, что больше ему ничего не угрожает, упал в кресло.
Надо же, как он попал! Ни в каком кошмарном сне ему такое присниться не могло.
Валерка его тогда, в закутке, действительно чуть не убил. Сначала они долго сопели, упираясь руками, не давая друг другу сдвинуться с места. Натужно пыхтя, Гребень кинулся на Снежкина, собираясь задушить. И если бы не консервная банка, подвернувшаяся под ногу, он бы это сделал. Но, споткнувшись, Гребешков полетел головой в мусорные баки, а Гошка побежал в ту сторону, куда полетела скрипка.
– Стой! – завизжал Валерка, да так громко, что у Снежкина уши заложило. – Вернись! Вернись!
Гошка в жизни так никогда не бегал, даже на уроках физкультуры. Он подобрал скрипку, которая и не думала разбиваться, и помчался прочь. Он пробежал чуть ли не весь район, сделал огромный крюк и через час был около своей школы. Здесь он спрятался в блиндаж, вырытый для занятий по гражданской обороне, плотно прикрыл дверь. Положил скрипку на стол.
Инструмент больше не обжигал. Сейчас он выглядел самой обыкновенной скрипкой. Довольно массивной, тускло-блестящей.
И что в ней такого, из-за чего все сходят с ума?
Нет, правильно он сделал, что не отдал скрипку Гребню. А то он совсем сбрендит. Или еще чего похуже – помрет.
Но не успел Гошка так подумать, как кто-то загородил солнечный свет, пробивающийся сквозь щели между досками двери.
За спиной тревожно тренькнула струна, выдавая их присутствие. Гошка опустил ладонь на инструмент, но было поздно. Их заметили.
Я знаю, ты там, – прошептал придушенный голос. – Выходи. Я чувствую твой страх. Выходи!
От неожиданности Снежкин подпрыгнул.
Иди сюда! – выл голос.
Против света тяжело было разглядеть, кто там ходит. Голос тоже был незнаком. Но Снежкин готов был голову дать на отсечение, что за дверью беснуется Валерка.
Она моя! Отдай!
В эту секунду Гошка и сам не понимал, зачем он вцепился в скрипку, почему не отдает ее. Ему втемяшилось в голову, что отдавать ни в коем случае нельзя – и все тут.
Я до тебя доберусь! – шипел Гребешков. Дверь сотряслась от ударов. – Открывай!
Гошка заметался в узком блиндаже. Укрытие было маленьким, все его пространство занимали стол и две лавки.
