– Ага, не тронут. – Илька побрел к выходу, вслед за ушедшим вперед Сидоровым.
Он успел подумать об удивительных превратностях судьбы, о том, что из неплохой, в общем-то, затеи получилась полная неразбериха. Он-то хотел, как лучше, пользу с помощью пергамента кому-нибудь принести, а вышло… Ерунда вышла и сплошная головная боль. Еще он успел подумать о пропущенной школе, о несделанных уроках…
И забыл об этом, потому что чуть не налетел на Улю, по-деловому шагающую по центральной дорожке кладбища.
– Илья Шагунов!
Услышав знакомый писклявый голос, Илька вздрогнул.
Первым его желанием было, конечно же, сбежать. Но он вдохнул в себя побольше воздуха и решительно пошел навстречу кукле.
– А ну, иди сюда, – приказал он, лихорадочно соображая, где у куклы может лежать записка. – Я кому сказал!
Уля остановилась и зло прищурилась. Прозрачные стеклянные глаза уставились на Ильку.
Шагунов заметил желтый лоскуток за хлястиком платья. Он резко наклонился, пальцем подцепляя кукольный пояс. Не заметив его движения, кукла продолжала смотреть в прежнем направлении, туда, где Ильки уже не было. Это было до того неожиданным, что Шагунов на мгновение замер – ему всегда казалось, что кукла хорошо видит. С чего это она вдруг перестала это делать? И только потом он вспомнил Левкину сказку, что Уля изначально была слепая.
Из-за ближайших кустов выросла неслышная тень.
Илькино запястье пронзила острая боль, словно по нему хлестнули плеткой.
Справа от куклы возник Восставший Мертвец. Илька попятился, а кукла, наоборот, снова начала наступать.
– Глаза! Отдай глаза! – потребовала Уля.
Покойник пронзительным взглядом зеленых глаз посмотрел на Ильку и согласно кивнул.
Рот у Ильки непроизвольно открылся, и он застыл, неспособный шевельнуть ни рукой, ни ногой.
Кукла сделала последний шаг. Маленькая ножка топнула о землю. Илька свалился на колени и склонил голову, оказавшись на одном уровне со стеклянными глазами куклы.
– Видеть, – все тем же невыразительным голосом произнесла кукла. – Чувствовать. – Маленькая рука поднялась. – Жить. – Крошечные пальчики шевельнулись, и Илька почувствовал ледяное прикосновение к своей щеке.
Перед глазами Шагунова все завертелось. Холод от щеки добрался до глаз, и мир вокруг померк.
Илька хотел встать, отбросить от себя эту неприятную руку, но тело не слушалось. Язык прилип к гортани. Вырывающееся из легких дыхание было нестерпимо горячим, губы жгло холодом. Ощущение было такое, словно Ильку посадили в морозильник, где не обычные минус восемнадцать, а все минус пятьдесят.
