Профессор Жупанский | страница 31



Кажется, эти несколько фраз исчерпали весь заряд желаний Леопольда Феоктистовича говорить. Он вздохнул, подчеркнуто умолк.

— А если человеку ничего не хочется делать, как тогда быть?

Тын молчал.

— Не могу я так, Леопольд, — после минутной паузы признался Жупанский, нисколько не удивляясь поведению хозяина. — Когда мои студенты проваливаются на экзаменах, я, по всей вероятности, волнуюсь больше, чем они. У меня тогда такое ощущение, будто я самому себе ставлю двойку.

Тын улыбнулся, но снова промолчал.

— В такие минуты меня подмывает вскочить со стула, закричать, пристыдить лентяя.

Тын еле заметно кивнул головой.

— Как можно равнодушно относиться к знаниям, которые тебе преподносятся? И притом за эти знания еще и стипендии платят!

— А почему я должен волноваться за лентяя или бездарь? — спросил хозяин. — Стремящийся к знаниям у меня всегда найдет поддержку. Таким я не отказываю. Я готов с ними сидеть по нескольку часов на консультациях, раскрывать перед ними все величие античной культуры, античной мудрости. Но на равнодушие я предпочитаю отвечать только равнодушием. Лентяям и бездари я спокойно ставлю двойки, а если деканат протестует, я, конечно, подчиняюсь, но виноватым себя не считаю. Я так и говорю: «Вам нужны оценки, пожалуйста! Но эта оценка не отражает знания». Трудолюбие человеку необходимо прививать с детства, до десяти лет, а не тогда, когда он уже стал взрослым, научился находить себе утешение в пиве или вине.

В глубине души Станислав Владимирович не вполне соглашался с выводами Тына, но фактов для возражения почему-то не находил. Может, действительно надо ко всему относиться спокойнее, равнодушнее. Разве сегодня можно чем-нибудь удивить мир? Трудно удивить, даже при большом желании. Сколько великих мужей, неповторимых гениев дала человечеству античность! И каковы результаты? Знает ли о них сегодняшняя молодежь? Очень скудно. Назовут Архимеда, Пифагора, Аристотеля, может быть, Платона, Сократа, Вергилия. И это закономерно...

Тын рассматривал обложку сочинений Тита Ливия, будто искал в ней новых для себя откровений. Станислав Владимирович следил за движениями хозяина квартиры и продолжал размышлять вслух:

— Жизнь просеивает приобретения человеческого разума через сито столетий. Немногие из них остаются вечными, ибо если бы все оставалось неизменным, не было бы и прогресса... Разве можно современного юношу или девушку упрекать в том, что они не в таком объеме знают древность, как знали ее, скажем, студенты наших с тобой времен, Леопольд? Ведь за эти тридцать — сорок лет жизнь отодвинула на задний план изучение античной мудрости, поставила перед молодежью новые и, возможно, куда более важные задачи, проблемы.