Чапек. Собрание сочинений в семи томах. Том 6. Рассказы, очерки, сказки | страница 12

— Ну, теперь в самый раз, — шепчет садовод, блаженно улыбаясь, но имея при этом в виду не покрытую кипенью бутонов черешню и не пурпур крыжовника, а устилающий землю коричневый слой перегноя.

И, глядя на закат, с глубоким удовлетворением говорит:

— Нынче я поработал на славу!

Чтобы изобразить в соответствии с истиной и древними традициями март садовода, следует прежде всего отчетливо различать две вещи: а) что садовод должен и хочет делать и б) что он действительно делает, не имея возможности сделать больше.

а) Чего он страстно и жадно хочет, это ясно само собой: он хочет удалить хвою и открыть клумбы, рыть, унавоживать, дренировать, копать, перекапывать, рыхлить, сгребать, выравнивать, поливать, делать отводки, подрезывать, сажать, пересаживать, подвязывать, опрыскивать, производить подкормку, полоть, подсаживать, сеять, чистить, подстригать, отгонять воробьев и дроздов, принюхиваться к земле, выковыривать пальцем ростки сорняков, восхищаться расцветшими подснежниками, отирать пот с лица, расправлять поясницу, есть и пить за десятерых, валиться в постель с заступом и вставать с жаворонком, славить солнце и влагу небесную, ощупывать упругие бутоны, наживать первые весенние волдыри и мозоли, вообще жить полной, кипучей весенней садоводческой жизнью.

б) Вместо этого он ругается, что земля — до сих пор еще или опять уже — мерзлая, мечется у себя в доме, как пойманный лев в клетке, если сад снова завалило снегом, сидит с насморком у печки, ходит нехотя к зубному врачу, заседает в суде, принимает у себя в гостях тетю, правнука, чертову бабушку — вообще смотрит, как уплывают дорогие деньки, преследуемый всевозможными невзгодами, ударами судьбы, делами, помехами, которые, будто назло, так и валятся на него не раньше и не позже, а именно в марте. Потому что — имейте в виду: «Март — лучший месяц для подготовки сада к приходу весны».

Да, только садовод способен понять подлинный смысл таких, ставших шаблонными выражений, как «суровая зима», «бешеный северный ветер», «свирепый мороз» и прочие поэтические попреки в этом духе. Он даже сам прибегает к выражениям еще более поэтическим, говоря, что нынче зима сумасшедшая, проклятая, окаянная, чертовская, адская, дьявольская, сатанинская. В отличие от поэтов, он не ограничивается облаиванием одного только северного ветра, но распространяет свои выпады и на злостные ветры с востока; и бранит не столько мокрую метелицу, сколько коварную втирушу — сухой мороз. Он склонен к образным выражениям, вроде того что, мол, «зима сопротивляется атакам весны», и чувствует себя страшно униженным невозможностью оказать какую бы то ни было помощь весне в деле уничтожения ненавистной зимы. Если б можно было пустить в ход против нее мотыгу или заступ, ружье или алебарду, он, подпоясавшись потуже, ринулся бы с победным кличем в бой. Но вместо этого он вынужден каждый вечер ждать у радиоприемника военной сводки государственной службы погоды, ругая на чем свет стоит область высокого давления над Скандинавией или глубокий антициклон над Исландией. Потому что мы-то, садоводы, хорошо знаем, откуда ветер дует.