Эта неслыханная и неожиданная картина жранья — иначе я не могу выразиться,— жранья, в доме, этот ужасный диссонанс, этот малый септаккорд до такой степени потряс основы моего естества, что я не удержался и чихнул, а поскольку носовой платок я оставил в кармане пальто, вынужден был извиниться и встать из-за стала. В прихожей, опустившись на стул и неподвижно застыв, я пытался привести в порядок спутанные мысли. Только тот. кто, как я — и так же давно,— знал графиню, маркизу и барона, зная изысканность их движений, утонченность, сдержанность и деликатность в отправлении ими любых функций, и особенно функций, связанных с приявшем пищи, неподражаемое благородство их облика,— только тот способен оценить ужасное впечатление, которое произвела на меня вышеописанная картина.
Взгляд мой случайно упал на экземпляр «Красного курьера», торчавший из кармана моего пальто, и в глаза мне бросился сенсационный заголовок:
КАПУСТЕ УГРОЖАЕТ ГИБЕЛЬ ОТ ХОЛОДА
а ниже — заметка следующего содержания:
«Конюх Валентий Капуста из деревни Рудка (имение достославной графини Котлубай) обратился в полицию с заявлением, что убежал из дому его сын Болек, восьми лет, нос картошкой, волосы русые. Как установила полиция, мальчик убежал, потому что отец в пьяном виде порол его ремнем, а мать морила голодом (к сожалению, распространенное явление в эпоху господствующего кризиса). Есть опасения, что мальчик может замерзнуть насмерть, блуждая по полям во время осенней непогоды».
«Тссс,— зашипел я,— тссс...» — и посмотрел в окно — на поля, затянутые тонкой сеткой дождя.
Я вернулся в столовую, где огромное серебряное блюдо зияло голым дном с остатками капусты. В то же время живот у графини выглядел так, будто она была на седьмом месяце, барон прямо-таки вонзал в тарелку свое орудие еды, а старая маркиза неутомимо жевала, работая челюстями поистине, скажу я вам, как корова!
«Божественно, дивно,— повторяли они,— великолепно, несравненно!»
Окончательно сбитый с толку, я еще раз попробовал капусту — обдуманно и внимательно, но напрасно старался обнаружить в ней что-нибудь такое, что хотя бы отчасти объясняло неправдоподобное поведение почтенного собрания. Несколько пристыженный, я робко кашлянул
«Что же вы в ней находите?» — «Ха-ха-ха, он еще спрашивает!» — громко захохотал барон и продолжал уписывать за обе щеки, находясь, очевидно, в превосходном расположении духа. «Неужели вы в самом деле не чувствуете... молодой человек?» — спросила маркиза, ни на секунду не прекращая процесс пережевывания. «Вы не гурман,— изрек барон с оттенком вежливого сочувствия,— а я... Et moi, je ne suis pas gastronome, je suis gastrosophe!
