Потемкин пригласил к себе Демидова для объяснений. Вспыльчивый князь Сан-Донато ответил, что если Потемкину угодно его видеть, то он может заехать к ним с визитом. Кончилось это грубой ссорой, перешедшей в драку, — по одним сведениям, между Потемкиным и Демидовым, по другим, между Потемкиным и секретарем Демидова. О скандале было немедленно сообщено в Петербург. К Новому году курьер привез приказ царя: Демидову предписывалось тотчас вернуться в Россию, под угрозой конфискации всех его имений‟
Мечты принцессы Матильды о Париже рухнули. Ода была в отчаянии. После некоторого колебания Демидовы подчинились приказу и выехали в Петербург. Путешествовали долго, шесть недель, в лютый холод. Принцесса оставила подробное и патетическое описание их путешествия, но не каждому слову надо верить в мемуарах, написанных через полвека после событий. Отношения между супругами все ухудшались в дороге, и приехали они в Демидовский дворец на Английской набережной чуть только не врагами.
Главная их надежда была на протекцию со стороны великой княгини Елены Павловны. Биография этой женщины еще не написана. Ее отец, принц Павел Вюртембергский, рассорившись со своим братом-королем, поселился в Париже и отдал дочь в пансион, где будущая русская великая княгиня воспитывалась вместе с дочерьми французских революционеров, уже ставших к тому времени наполеоновской знатью. Вероятно, именно в Париже вюртембергская принцесса Фредерика Шарлотта Мария, впоследствии Елена Павловна, пришла к мысли, что люди везде, на всех общественных уровнях, приблизительно одинаковы и приблизительно стоят друг друга. Она отчасти создала тот женский тип, последней представительницей которого в России была баронесса Варвара Икскюль.
Брак принцессы Фредерики с великим князем Михаилом Павловичем был парадоксальный и, по свидетельству современников, не очень счастливый. Михаил Павлович был реакционером. Елена Павловна высказывала иногда мысли, которые показались бы радикальными не только во дворцах. Ее радикализм, впрочем, вполне уживался с полным уважением к традициям. Она могла бы сказать, как лорд Бальфур: „Лучше веста политику нелепую, но делавшуюся тысячу раз, чем политику мудрую, но не делавшуюся ни разу‟. Позднейшая роль великой княгини в освобождении крестьян, в реформах Милютина, в биографии Рубинштейнов, в делах Пирогова, в создании лучших благотворительных учреждений старого строя — все это подробно еще не исследовано и известно лишь в общих чертах.
