Евангелие.
“Из-за красивого переплета”, — объяснил я себе, ибо у продавца чуть подороже были изящные издания.
Подбежала ко мне.
— Загадаю?
У меня упало сердце. Вот, оказывается, зачем можно еще покупать священные книги. Нашла сестра путь...
— О ком? О чем?
— Конечно, о женихе, — и пронизывает меня взглядом русалки.
— Небесном?
Она вытаращила глаза.
Полная растерянность.
Открыла все-таки книжечку и читает в первом попавшемся месте:
“...вам дано знать тайны Царствия Небесного, а им не дано”.
— Что это значит?
Длинные ресницы, как вспугнутые птицы, поднялись и тотчас же снова опустились на поле книги.
— Именно то, что вы прочли. Что же еще? — холодно отвечаю я.
— Не понимаю.
— Повторю. Вам, Олимпиаде Назаровне, дано знать тайны Царствия Небесного, а им, большинству окружающих нас людей, — и я обвел рукой кругом, — не дано. Вы хотели погадать, а Бог открыл вам всю Свою волю...
Это было сказано немножко дерзко, вернее дерзновенно, но что мне было делать.
— Пожалуйста, не смейтесь.
—Я не смеюсь. Даже напротив. Гадать, да еще на священных предметах, это — кощунство, смертный грех. Но в житиях святых и даже в самой Библии мы находим, что Бог, снисходя к немощи человеческой и к неведению, открывался иногда и в гадании [ 15 ].
— Но объясните, что за тайны Царствия Небесного? Признаться, первый раз слышу об этом. Тайны... Причащаются Святых Тайн, это я знаю. Но тут ведь не то?
— Не то.
— Значит, кроме видимого христианства, есть какое-то еще невидимое?
— Вы как нельзя лучше поняли меня.
— Тогда, может быть, можно принадлежать видимо к христианству, но не быть христианином “невидимым”, то есть которому открываются эти тайны Царства Небесного?
— Вы изрекли самую истину.
— Но мой язык болтает, а я ничего, повторяю, не понимаю. А я так люблю всякие “заумные” вещи...
— Тогда позвольте мне высказаться по этому поводу. Я буду краток.
Между тем, внизу после третьего гудка загремели спешно сходнями, столпились на краю пристани провожающие и замахали платочками, и пароход стал бесшумно и медленно, почти незаметно, отделяться от дебаркадера. Раздвинулась панорама бесчисленных волжских судов и просторов; теплоходов, пришвартованных по три зараз к пристаням; шныряющих катеров — “финляндчиков”, перевозящих публику из Канавина в город и разгружающих трамвайное и пешеходное движение по плашкоутному мосту; груженых и перегруженных баржей, всяких расшув, белян, приземистых буксирных пароходов... Воды не было видно — столько их тут было! Зажигались понемногу по сторонам непрерывной цепью белые, красные, зеленые огоньки бакенов и громадных паровых паромов. Проплыли мимо фуникулера [ 16 ] (“Элеватор”), древних стен кремля с его храмами, из которых достоин упоминания особенно Архангельский (1227 г., возобновленный в 1359 г., сохранившийся в целости, и в нем икона Архангела Михаила XIV века), Александровского сада (набережной) с дворцами нижегородских богачей по гребню горы; Печерской слободы с монастырем начала XIII века (1219 г.). А мы все говорили. И я посвятил ее в следующее.
