Отец Клеопа первым увидел их.
— Отец Антоний, — крикнул он, — в гору поднимается братство.
— Будут молиться о даровании дождя, — решил Антоний, увидев их, и поспешил в овчарню, чтобы навести порядок.
Братство подошло молча, торжественно, как на похоронах. Они смотрели странно на Клеопу, который стоял перед ними в костюме блудного сына, рваном и грязном.
Отец Виссарион вышел вперед, немного подумал, затем поклонился в пояс до земли, но передумал и распростерся в земном поклоне на зеленой траве перед отцом Клеопой, который в недоумении смотрел на все это.
— Отец Клеопа, — сказал Виссарион поднявшись, — старец отошел от настоятельства, и братство избрало тебя настоятелем. Мы пришли, чтобы забрать тебя в долину.
И тогда все, как по команде, бросились на траву в земном поклоне, как это принято делать перед настоятелем, а Клеопа упал вместе с ними на колени и сказал:
— Не встану с земли, пока вы не измените своего решения. Я недостоин быть настоятелем.
Отец Виссарион снова взял слово и заговорил немного сурово и вроде как правильно:
— Знаем. Мы знаем всё, Клеопа. Но это послушание от старца. Он хочет тебя. Мы решили послушаться, чтобы не огорчать его. Кто знает, сколько ему дней осталось, и грешно огорчать его именно сейчас. Прими, за послушание. О монастыре будем мы заботиться. Оставь это. Доставим радость старцу!
На другой день отец Клеопа послал почтовую открытку отцу Паисию в скит Козанча и попросил его совета, что делать в этом тяжком испытании. А сам постился три дня и втайне молился Богу, да будет Его воля.
Через десять дней он получил от отшельника Паисия почтовую открытку со следующим ответом: «Дорогой сын, от меня, грешного, — будь как не имеющий ничего и не получивший ничего! Не радуйся, когда тебя будут ставить настоятелем, и не огорчайся, когда тебя будут снимать с настоятельства! Оказывай послушание старцу настоятелю и собору отцов и по всем полагайся на волю Божию!»
Поняв, что речь идет о наказе, отец Клеопа встал, выпрямился и сказал со всей серьезностью:
— Если это из послушания старцу, принимаю. Но не оставляйте меня, отцы, без вашей помощи.
Антоний, пораженный произошедшей неожиданностью, сказал слово нелепое, вроде как для себя, но достаточно громко:
— И он даже не диакон!
Привели его в монастырь, отправили помыться, принесли ему белье, подрясник и рясу из рухлядной, дали ботинки, в которых он и ходить не умел по-человечески, и затем повели в храм для совершения чина введения в должность. Таково было правило.
