Так нередко и мы, прочитав у святых отцов о простоте и
непритворстве, не поняв даже, что эта простота так неблизка еще нам по духу,
еще вовсе не свойственна нам, несродна и не заслужена нами, спешим подражать ей
наружно, будто она уже есть в нас. Таким образом некоторые разыгрывают в
монастыре дешевый и душевредный «спектакль». Они начинают как бы «юродствовать»
друг перед другом, якобы скрывая свои духовные делания, которых у них еще вовсе
нет. Стараются никак не выразить внешне свое благоговение и покаяние, которые
как раз на первых порах требуют внешних проявлений, без коих душа
новоначального и вовсе не может согреться. Якобы для «честности» и
«непритворства» они начинают выделывать разные свободные, а иной раз и
соблазнительные выходки: говорить дерзко, обнаруживать свою внутреннюю
нечистоту и громко заявлять о своих страстях, греховных желаниях перед
братиями. Они даже не замечают того, что так вести себя им совсем нетрудно, что
для этой распущенности им вовсе не требуется побороть в себе что-либо
болезненное, смирить тщеславие. Причем характерно, что все эти люди вовсе не
так «просты» и «неприкровенны»: когда исповедуются и особенно когда духовник
указывает им на какой-либо их грешок, начинается такое горячее оправдание себя,
как раз тут многое свое пытаются скрыть!
Есть здесь одна коварная сторона: оказывается, сегодня само
наше почтение и благоговение перед добродетелями христианскими вовсе не таковы,
какими отличались христиане в прежние времена. Даже в монастыре среди молодой
братии какое-то тайное уважение и предпочтение отдается более не тому, кто тих,
смирен, послушлив и сохранил себя в плотской чистоте, но тем, кто был прежде
«сорвиголовой», «натворил делов» и теперь еще горяч и умеет за себя постоять.
Даже в обители такие качества, какие имеют цену в миру и там модны, под
давлением того же духа мира уже не видятся мерзостью и немощью, но так же
вызывают тайное признание, так что часто новоначальные (а то и пожившие
довольно в монастыре) стыдятся не страстные свои наклонности проявлять, а как
раз показаться тихими и кроткими, послушливыми и не могущими постоять за себя.
Таким образом, в этой свободе и развязности таятся не
простота и непритворство, а наоборот,– желание сыграть определенную роль и
заслужить некоторое признание, здесь также позерство и спекуляция. И основание
такого поведения все та же гордыня. Как раз прежде всего необходимо усилие
побороть в себе всякую вольность, дерзость и свободное обращение, изо всех сил
стараться быть действительно послушным, тихим и безответливым. Но «стараться
быть» и играть в то, что ты уже есть такой,– разные вещи! Необходимо найти
«золотую середину» между тем, что необходимо исполнять внешне, и тем, что можно
не делать заметным. Нужно бояться как нарочитого выпячивания, так и
расслабления по причине отсутствия внешних действий, неотделимых от внутреннего
делания.
