Святитель Игнатий замечает, что о преуспевших, но не имеющих
дара рассуждения старцах в монастырях употребляется изречение: «свят, но не
искусен», и отмечает, что необходимо «наблюдать осторожность в совещаниях с
ними, в совещаниях, которые иногда могут быть очень полезными». При этом
осторожность должна заключаться в том, «чтоб не вверяться поспешно и
легкомысленно наставлениям таких старцев, чтоб поверять их наставления
Священным Писанием и писаниями отцов, также беседою с другими преуспевшими и
благонамеренными иноками, если окажется возможность найти их»[22]. Святителю
Игнатию, как видно из его писем, не раз приходилось сталкиваться с такими
неискусными подвижниками. Так, он пишет о некоем новоезерском духовном
наставнике: «Беседовал я несколько раз со старцем: он прямо отвергал душевное
делание, как очень удобное к переходу в прелесть, и высказал очень малую
начитанность. Проводил он жизнь постную, к службам ходил неупустительно,
вставал до утрени за час и вычитывал в келии правило… Сообразно собственному
направлению он руководил и других: как Новоезерское братство, так и Горицкие
чужды духовного делания, все их внимание устремлено на благовидность наружного
поведения и на телесный подвиг»[23]. Иногда наставник может привести
наставляемого в тяжелое и опасное духовное состояние даже не ошибочными
указаниями, а недостатком верного руководства, оставив его в неведении
относительно внутреннего делания, не открыв ему особенности духовной брани и,
таким образом, оставляя его стоять безоружным против натиска сокровенного в
душе его греха и нашествия злобных духов. Такая история встречается в
жизнеописании Оптинского старца Леонида. Когда старец и его сподвижники, отцы
Феодор и Клеопа, поселились в валаамском скиту, там в то время подвизался некий
отец Евдоким, келлиарх и духовник валаамский. До прибытия в обитель
вышеупомянутых старцев он проходил монашескую жизнь, уповая достигнуть
духовного преуспеяния одними внешними подвигами и совершенною покорностью
настоятелю, которого он считался присным учеником. Но, как говорится в житии
старца Льва, «ни послушание, изъявляемое готовностию умереть во исполнение
заповеди настоятеля, ни внешние подвиги его не приносили существенных плодов
монашеской жизни. О «тец» Евдоким не замечал в себе ни кротости, ни смирения,
ни слез, ни любви. Напротив - сухость, жестокость души, зазрение всех и другие,
хотя и скрываемые страсти томили подвижника. Он не находил себе покоя, хотя
исполнял все, по его мнению, должное, и по книгам, и по опыту. О «тец» Евдоким
доходил до отчаяния, и лукавые помыслы склоняли его к самоубийству, советуя
броситься со скалы в залив»[24]. Но Господь положил ему на сердце обратиться за
советом к отцам Феодору и Леониду. Старцы открыли отцу Евдокиму святоотеческое
учение о том, что одно внешнее делание и телесные подвиги не ведут инока к
преуспеянию, поскольку они могут влечь его к тщеславию и гордости, что без
внутреннего, смиренного, неявленного делания молитвы и без совершенной
невменяемости[25] нельзя смягчиться, смириться и испытывать евангельскую
радость. Старцы как бы передали отцу Евдокиму ключ к отверзению сердца, и тот
вскоре понял смиренную науку отцев, начал возрождаться, смиряться и постепенно
успокоился. Однако после того как отец Евдоким, а за ним и другие братия стали
обращаться к старцам за наставлениями, отец игумен увидел себя как бы
оставленным и презираемым от братьев; он начал преследовать старцев, жаловаться
на них архиерею как на нарушителей мира обители валаамской.
