Стоит нам обратить внимание на то, какие отношения были у
отца Леонида со старцем Феодором: «Замечательно,- говорится в житии,- что отец
Феодор, бывши старцем-наставником о «тца» Леонида, в то же время имел его своим
духовником и другом духовным. Опасаясь, как бы о «тец» Леонид, как ученик, не
стал действовать в отношении к своему старцу по пристрастию снисходительно, о
«тец» Феодор, приступая к исповеди, скажет, бывало, иногда: “Ну, Леонид,
смотри, чтобы не щадить”. И если о «тец» Леонид делает своему старцу какое-либо
замечание, оно всегда принималось им с любовию и благодарностию»[4]. Через пять
лет по переселении в обитель Александро-Свирскую отец Феодор окончил
многотрудное поприще земной своей жизни, испустив дух на руках любимого своего
ученика, «а вместе и духовного отца своего, о «тца» Леонида»,- говорится в
житии. Перед смертью, получив дар прозорливости, старец отечески уговаривал
своих сподвижников: «Отцы мои! Господа ради друг от друга не разлучайтесь,
поелику в нынешнее пребедственное время мало найти можно, дабы с кем по совести
и слово-то сказать. Да вы теперь сие и на опыте, яко в зерцале, видите. Но, к
сожалению, за премногие грехи мои, в нашем союзе не находится ныне такого
мужественного и достойного строителя, который бы мог содержать обитель и нас
окормлять по преданию святых отец, и назидать благорассмотрительно… Но
собраться воедино, кажется, полезно для подкрепления друг друга»[5].
По словам отца Доримедонта, «в те времена в русском монашестве
опыт послушания старцу жил и плодоносил»! Но, как мы видим, именно то самое
старчество, на которое неоднократно он указывает, не понималось в русских
монастырях, считалось каким-то странным новшеством и подвергалось гонению.
Находим, что самые старцы признавали духовную пребедственность времени,
редкость духоносных отцов, свидетельствовали, что мало найти можно таких, с кем
по совести и слово-то сказать. Опять находим, что и между этими отцами
отношения были иными, чем у послушника со старцем в древнем монашестве: здесь
также осуществляется принцип, о котором все чаще говорят отцы последнего
времени: «два или три единомысленных пусть составят союз и друг друга руководят
или друг друга вопрошают, ведя жизнь во взаимном послушании, со страхом Божиим
и молитвою, в умеренной строгости аскетической»[6].
Проследим далее путь святого старца Льва. После смерти отца
Феодора иеросхимонах Лев с близкими учениками вновь переселился в Оптину
пустынь. Настоятель обители игумен отец Моисей поручил руководству старца всех
жительствовавших в обители братий, да и сам подчинился его влиянию. «Старец о
«тец» Леонид, как имевший дар прозорливости, вникал во все. В то время
назначение послушаний, келий и т. п. - все делалось… по указанию старца. «…»
Старец заправлял не только внутреннею, духовною, но и внешнею стороною братства
обители»[7]. Но и здесь через некоторое время на старца Леонида было
воздвигнуто гонение, как говорится в житии: «В числе прежних оптинских братий
были благоговейные, добрые иноки; но каждый из них жил по своим понятиям и
подвизался, как сам умел. Главное же их внимание обращалось на внешние труды и
на деятельные добродетели… О старческом же пути они не имели никакого понятия.
Потому, когда поселился в обители старец о «тец» Леонид со своими учениками, когда
заговорили о старчестве и духовном окормлении, об очищении совести и откровении
помыслов, об отсечении своих хотений и рассуждений, о внутреннем делании,- все
это многим показалось каким-то новым непонятным учением, которое некоторые даже
прямо стали называть новою ересью»[8]. Последовали жалобы епархиальному
епископу, старцу неоднократно запрещали принимать народ для духовного
окормления, переводили из келии в келию. Такое старческое руководство, как
говорится в житии, «было тогда не только в Оптиной пустыни, но и во всей
Калужской епархии, а может быть, и в целой России… еще новостию»[9]. Дело дошло
даже до того, что поползли слухи, будто старца собираются сослать в Соловецкий
монастырь. Ученики его, «страшась за старца… опасались и за себя: кто мог без
него вести их по пути спасения? Пока жив был отец Леонид, никто для них не мог
назваться старцем, ни к кому не было такой полной веры, ничье слово не имело
такой великой силы. «…» С отнятием его все падало»[10]. Так что неверно будет
утверждать, что в то время старчество в Оптиной было уже обычным деланием,
скорее, оно только начинало насаждаться, и с немалыми трудностями.
