Дверь с той стороны [Сборник] | страница 85

— О чем же? — спросил он равнодушно.

— Моя область — история, — с готовностью пояснил писатель. — Эпоха, как ни странно, напоминающая наше нынешнее положение. Я говорю об античном человечестве.

На этот раз Петров повернулся к Истомину и внимательно посмотрел на него.

— Дела давно минувших дней, — сказал он. — А вот вы написали бы… — Он сделал паузу. — Хотя бы о том, как у человека осталась жена — где-то очень далеко. Молодая, куда моложе его самого. Хрупкий стебелек… Она не может одна — ей надо обвиться вокруг кого-нибудь, прильнуть сердцем. А на планете думают, что он погиб. Она долго одна не останется: красивая женщина и нежная, таких любят умиротворенно. А человек жив и еще, может быть, вернется. Надеется возвратиться и знает, что она, наверное, уже с другим. Прильнуть и подчиниться — таков ее характер. А он ее помнит, помнит… — Петров резко ткнул сигарету в пепельницу. — Вот об этом написали бы…

— Да, конечно, — сказал Истомин без особого воодушевления. — Тема представляет интерес. Только это беллетристика, а я занимаюсь серьезными проблемами. А вы, значит, Увлеклись техникой?

— А у вас на Земле кто остался?

— Никого, кто стал бы особо сокрушаться.

Истомин сказал это сухо: он уже понял, что разговора не получилось, и ему стало обидно.

— Хотите, прочту местечко? — спросил он все же. — Оно пока еще нравится и мне самому.

Петров зажег новую сигарету и переменил положение в кресле.

— Вы бы все же попробовали про того человека с женой: что ему теперь делать? А если он вернется — тогда как? Придет она снова к нему? Или уже привыкнет к другому?

— А я откуда знаю? — сердито спросил писатель и встал.

Петров взглянул на него как-то беспомощно и торопливо отвел глаза. Странный человек, подумал Истомин. Зачем летит, куда его понесло? Никогда не говорил об этом. Выглядит так, словно он тут — самый счастливый, а на деле его, оказывается, одолевают не такие уж веселые мысли. Одни непоследовательности, а с виду — простая душа, все наружу…

Он, наверное, и еще думал бы об этом, но послышались шаги. Отворилась дверь, вошел Нарев с плоским ящиком, из которого торчали провода. Он кивнул писателю и подошел к Петрову.

— Доколе же, о Каталина? — хмуро спросил он. — Позвольте полюбопытствовать, зачем вы копаетесь в этом, когда вам ведать надлежит подводкой силового кабеля?

— А я что делаю? — спросил Петров.

— Вы изволите развлекаться схемой бытовой проводки в туристской палубе. А сие не ваша обязанность.