Дверь с той стороны [Сборник] | страница 40

— Эй, помело, — сказал он, пытаясь говорить бодро. — Кто на связи? Я «Кит», капитан Устюг.

— Капитан Слай слушает.

— Настоятельно советую отойти подальше. Сейчас начну разгон.

Капитан Слай колебался.

— Видишь ли, мне приказано проследить…

— Ты-то меня знаешь?

— Да, — сказал капитан Слай. — Ладно, отхожу. — Он передохнул. — Значит, доброго пути.

— Счастливо оставаться, — ответил Устюг, с тоской понимая, что это, может быть, последние слова, какие он говорит человеку с Земли. Последние в жизни.

Командор огляделся. Его салон в Космоцентре был полон; тут была, кажется, вся смена, да еще и подвахтенные — все, кроме дежурных диспетчеров. Информация утекала прямо-таки катастрофически. Надо было взгреть кого-то. Потом, не сейчас. Сволочи, трепачи, подумал командор. Толкутся тут, целые и невредимые. А такого, как Устюг, не уберегли. Лучшего капитана!..

Устюг не был лучшим капитаном, и худшим не был, а просто средним, одним из десятков, и командор это знал рассудком. Но сердцем ощущал, что теряет все-таки самого лучшего, и каждый, кого ни приходилось ему терять в жизни, был лучшим, потому что другие оставались, а этого уже не было.

Корабль «Кит», гибрид груши с тыквой и телефонной трубкой (как именовался этот класс машин в профессиональном просторечии), плавно ускорил движение, разгибая орбиту. Звезды, на фоне которых он был виден, мелко задрожали; потом фиолетовая дымка затянула их.

Странное дело: «Кит» уходил в одиночку, а здесь оставалось все — флот, Земля, человечество. Но почему-то командору на миг показалось, что это он отстал, остался, а люди уходят, друзья уходят вперед. Скверное чувство, когда друзья идут вперед, а ты стоишь на месте…

В Космоцентре кто-то включил траурный марш.

— Уберите дурака! — сквозь зубы приказал командор.

Фиолетовая точка таяла вдали.

— А девочка-то плакала, — сказал Карачаров, взглянув на только что появившуюся в салоне Веру. — Глазки красные, как у кролика. Или надо сказать «как рубины»?

Физик чувствовал себя великолепно. Он выспался, а пробудившись, прежде всего вспомнил, что уже сегодня окажется на Земле. Ну, тогда — держись! Признание, возможность работать широко, с размахом, ожидали его на планете, а думать об еще не начатом, что можно обозреть в общем виде, не отвлекаясь мелочами, — самое лучшее, что доступно человеку. И физик был счастлив, гудел под нос песенку и ему казалось противоестественным, что кто-то плачет, когда жизнь так прекрасна. Он покровительственно улыбнулся девушке.