До чего же должно быть страшно жить у кого-то из родственников, которые вообще чужие?! Точно, хуже смерти! И тёте и дяде явно хочется, чтоб им не мешали, не мотались под ногами, и тем более – они не могут дать чужому ребёнку всё то, что ему необходимо, что могут для него сделать родители! В принципе, родственникам-то должно быть всё равно, что из этого ребёнка вырастет. У них же свои дети есть! Вот папу абсолютно не интересует, какие дети у Яниса, у Йоргоса. Детей Йоргоса папа в лицо не знает. Яниса знает, но «нэнавидит». Каждого человека интересует только то, что принадлежит исключительно ему. Вот если дяди Яниса жена заболеет, да или он сам – почему папа должен переживать? У него своя семья есть!
Папа по этому поводу очень любил рассказывать притчу, как «адын мущина» (один мужчина) приехал к своей родне. В первый день все очень обрадовались. Накрыли столы, стали угощать гостя. На следующий день уже меньше угощали. Ещё через день перестали для него на стол накрывать, только один раз дали «кусочек хлэба».
Он ужэ всэм надоэл, панимаэш? – улыбаясь, говорил папа.
По сути беседы получалось, что в самом-самом конце родня человеку перестала давать даже хлеб! И это понятно! Потому что к вечеру, по-хорошему, чужой человек в доме уже всем замылил глаз, он начинает действовать хозяевам на нервы, потому что у каждого свои дела, а приход или тем более приезд родственника отвлекает их от чего-то серьёзного и личного. Так сказать, «выбивает из колеи»! «Поо-омнишь рассказ Чехова про Ваньку Жукова? – говорила мама. – Его же отдали к дальним родственникам. Поо-о-омнишь, чем это закончилось? Ванька написал дедушке, что если он его не заберёт, то он умрёт! Вот она – жизнь с роднёй! Это тебе не мама с папой, которые и обуют, и приласкают. Вот умру я – найдутся какие-нибудь родственники, и тебя им отдадут. Или им, или в детдом. Вот тогда ты будешь знать! Поэтому, пока мы живы – цени нас! И Сёмочка, конечно, единственный человек на свете, которому ты нужна. Мы уйдём – останетесь вы вдвоём на целом свете!»
Мама заводилась с полоборота, просто так, для души. В последнее время она могла это делать прямо на улице. Папе, в принципе, на всё было наплевать, но когда он чувствовал, что жена «разнервировывалась», то есть – начинала сопеть громче обычного, у неё бегали глаза, губы сжимались в курью попку, она тяжело переминалась с ноги на ногу, движения её становились порывистыми и почти спазматическими. Именно тогда раздражение перекидывалось и на папу, и причём гораздо быстрее, чем коклюш в детском саду. Папа тоже начинал ёрзать, слух его обострялся до тигриного. Он крутил головой по сторонам, внимательно, с пристрастием высматривая: кто же или что могло нарушить такой хрупкий покой дражайшей «Наны»?!
