– Сём, а тебе понравилось? – лезла с вопросами Аделаида.
– Что?
– Кино.
– Какое?
– На которое мы только что ходили.
Сёма морщился, как если б наступил на улитку, и в свои семь с хвостом равнодушно пожимал плечами.
Мама! – снова приставала Аделаида. – Ну, разве не смешно было?! Почему бы не посмеяться?
Что смешного? Вон главный герой напился и не помнит, как его в самолёт сунули! Очень весело! Это ж надо так напиться, чтоб себя не помнить! А русские все пьяницы!
Аделаида хотела возразить, что их соседи, хоть и не русские, но пьют гораздо больше, чем «русские», начиная с вина в двухсотграммовых стаканах и постепенно переходя на полные вина вазы для фруктов, цветочные горшки, рога и копыта. «Нерусские» соседи потом громко кричат и полночи горланят песни. Это считается прекрасным национальным обычаем. Это называется «у нас так принято». И милиция ни за что не приедет, если даже будет драка, потому что не захочет. А если приедет, то окажется чьим-нибудь родственником и с ними же сядет пить. Но ей не хочется вступать в дебаты с мамой, кроме раздражения, это ни к чему не приведёт, и просто спрашивает:
– Мам, когда ты жила с русскими?!
– Жила, жила, не волнуйся! Твоей бабки мне вполне достаточно! Её родственники, пока не перепьются и до драки не дойдут, по домам не шли. Бедный деда их всё время разнимал! Чтоб она сдохла скорее, эта твоя проклятая бабка!
«Господи… ну к чему она её-то вспомнила… сто лет же не видела…»
Не кино, а эрунда на постном масле! – папа старается перевести разговор в нейтральное русло, пока мама окончательно не «разнервировалась». И папа ругает фильм с таким жаром, словно он тоже знаменитый режиссёр, но его только что уволили со студии по вине Рязанова. И все фильмы мгновенно стали «эрундой».
Аделаида, прислушиваясь к происходящему в доме, снова взялась ледяными пальцами за дверную ручку, не в силах себя заставить нажать на неё и опустить вниз, чтоб открыть дверь…
А за входной дверью натурально продолжал совершенно беззастенчиво басить и покатываться знакомый, почти забытый, но такой родной голос!
«Не может быть! – у Аделаиды зачесались голова и пятка. – Дядя?! Дядя Янис?! Он?! Этого просто не может быть!!!! Приехал милый, родной, самый замечательный на свете дядя Янис?!» – и пресловутая «двойка» по «директорской» снова вылетела из головы!
Родственники к ним приезжали ещё реже, чем заходили «приятельницы». Мама говорила, что у неё никого нет, а у папы два старших брата. Ёрго – самый старший и Янис – просто старший. Аделаида Ёргоса никогда не видела – ни живым, ни на фотографии. Массивный велюровый семейный альбом хранил довольно много светлых ликов: вот её вторая, совсем незнакомая бабушка в деревенском обличии, прямо около хлева с вилами в руке. Она очень худая и морщинистая. Страшная такая, как в кино. Папа говорит, что она всё время «работала».
