Это замечание, которое точно формулировал впервые Дюгем, влечет за собой, на мой взгляд, еще другое: оба рода воображения одинаково полезны и необходимы для физической науки и, может быть, вообще для науки, ибо каждый из них особенно пригоден для одной стороны научной работы. Абстрактные умы особенно хороши для координирования уже добытых и прочно установленных результатов; благодаря им наука приобретает логическую строгость и рациональную точность. Конкретные же умы хороши для открытий; но теория науки показала бы нам, что мы им, главным образом, обязаны большей частью того, что мы знаем. Нетрудно понять, что энергетические теории будут делом умов первого рода и что они превосходно будут служить в целях классифицирования и утилизирования уже добытого знания. Механистические же теории будут делом умов конкретных и будут служить, главным образом, в целях дальнейших изысканий и открытий.
Итак, мы вправе, как кажется, утверждать, что теоретические разногласия имеют своим источником две особенных формы воображения. Каждый ученый тяготеет к методу, лучше всего подходящему к его умственному типу. Разногласия имеют, значит, второстепенное значение, ибо они не выходят из сферы частных приемов, с помощью которых каждый ученый работает – как ему кажется, наилучшим образом – для возведения здания науки. Наука же сохраняет посреди всех этих индивидуальных разногласий, которые могут идти ей лишь на пользу, всю свою ценность, необходимость и универсальность.
Мало того, есть целый ряд физиков (например, Вант-Гофф)8, которые без всяких колебаний признают энергетику и механистическую концепцию двумя, одинаково ценными и одинаково необходимыми, формами теоретической физики. Они не только могут существовать бок о бок, не нарушая тем единства физики, но они и должны существовать таким образом в целях довершения его. С этой точки зрения, энергетическая теория представляла бы в самой строгой и самой трезвой форме данное в каждый момент достоверное содержание физической науки. Она могла бы также превосходно служить для всякого рода приложений и применений теоретических результатов. Она являлась бы своего рода безошибочным справочником наших физических знаний и инженерных наук. Наоборот, механистическая гипотеза была бы неразлучным спутником исследователя, лабораторного работника. Она побуждала бы постоянно к объяснению, к открытиям, к движению вперед. В ней нужно было бы видеть драгоценное орудие открытий и изобретений. Таким образом, энергетика – это изящное описание того, что мы знаем – и механистическая концепция – это настойчивое усилие и попытка объяснить то, что мы не знаем – должны, с этой точки зрения, оказывать друг другу взаимную поддержку к вящему преуспеванию физики.
